Решили остаться в этой квартире до утра, отдохнуть, поесть, а с рассветом определить, где находится рейхсканцелярия, и потом уж искать к ней подходы.
Саша Пролеткин так и не лег на кровать, он приткнулся рядом на коврике и тут же торопливо засопел.
Вовка Голубой незаметно выскользнул из комнаты, где была вся группа, и принялся лазить по шкафам, вскрыл все ящики в письменных столах, переворошил чемоданы. Бывший вор был в полной растерянности: кругом такое богатство — дорогая одежда, деньги, часы, ковры, и вот, оказывается, все это никакой ценности не представляет. Он хотел прихватить что-нибудь самое дорогое, но не мог решить, что же взять? Да и куда потом это деть? «А если командир узнает? Воровство, скажет, и на войне воровство. А ну их к дьяволу, эти шмутки! На всю жизнь не запасешь, а пока всем обеспечивают. Концы! Нет больше вора Вовки— Штымпа. Зачем это барахло, когда рядом люди умирают? Завязано! — подумал Голубой, улыбнулся и весело закруглил мысль: — Ну, во всяком случае, до конца войны, а там, как говорится, будем поглядеть!»
Жук долго настраивал радиостанцию, но, так и не установив связь, тоже лег спать. Рогатин, прежде чем лечь, подпер дверь на всякий случай тяжелым диваном. Обследовал, куда выходят окна, есть ли балкон, близко ли водосточные трубы и пожарные лестницы, нет ли выхода на чердак. В общем, к тому моменту, когда Саша уже выспался, Рогатин только начинал основательно укладываться. На кровать тоже не лег — мягкость была непривычной и ему. Но угол, облюбованный для ночлега, Иван застелил одеялом, под голову положил подушку. Прежде чем заснуть, сказал:
— Ложитесь, товарищ старший лейтенант, утро вечера мудренее.
А Василий, всю войну привыкший действовать по ночам, думал — правильно ли он поступает? Может, надо, пользуясь темнотой, искать убежище Гитлера? Но люди и сам он едва держались на ногах.
Рогатин хотел помочь командиру, не унимался:
— Точно вам говорю, товарищ старший лейтенант, утром голова варит лучше.
Вдруг откликнулся и Пролеткин, весело сказал:
— Правильно. Я тоже замечал, люди с утра всегда умнее.
Иван насторожился: Саша обязательно подковырнет именно его. Пролеткин между тем продолжал:
— Вот Рогатин, к примеру, как утром проснется, так сразу самые умные слова говорит.
Все притихли, ждали. Дальше должен последовать вопрос Ивана, но тот, зная Сашины повадки, молчал. Не дождавшись вопроса, Пролеткин пошел шарить в темной кухне.
В комнате, где располагалась группа, был полумрак, ее освещал отблеск пожарища. Ромашкин назначил Шовкопляса дневальным, а сам лег на кровать. Двери нескольких комнат выходили в зал — их оставили открытыми. Рогатин кряхтел, видно, не мог заснуть, озадаченный словами Пролеткина. Наконец не выдержал:
— Саш!..
— Чего?
— Какие слова?
— Ты о чем?
— Ну, какие у меня слова утром самые умные?
— «Доброе утро, Сашенька, вставай завтракать!» Вот какие.
Рогатин минуту помолчал и сердито буркнул:
— Трепло.
А Пролеткин тут же отозвался:
— Сейчас не утро, ничего хорошего ты сказать не можешь.
Ночь прошла для группы спокойно, ее не обнаружили, никто не пытался войти в квартиру, ни снаряд, ни бомба не угодили в их дом. А в городе продолжал греметь бой. Ночью он стал только чуточку глуше. Где-то неподалеку часто и сипло кашляли зенитки.
Утро 28 апреля было дождливым. Дождь гасил пожарища, дым стал сырой и едкий. Ромашкин рассматривал в бинокль серые, угрюмые дома, которые находились поблизости. Напротив, за неширокой площадью, высилось огромное здание с колоннами, облицованными мрамором. Во дворе мелькали фигуры эсэсовцев. Наверное, там размещалась какая-нибудь воинская часть. Соседство не из приятных! У дома, стоявшего наискосок, не было одной стены, лестничные клетки и квартиры на всех этажах просматривались до внутренних перегородок. Ромашкин вглядывался в даль, стараясь определить, куда вышли наши войска. Если судить по хлестким выстрелам танков, линия фронта с востока подошла к Александерплац и полицейпрезидиуму, а с севера — вплотную к рейхстагу. Наших отделяла от него только река Шпрее да площадь. В парке Тиргартен немцы копали траншеи. Глядя на план, Саша Пролеткин читал названия улиц:
— Герман Геринг штрассе. Шлиффен Уфер, Унтер ден Линден.
— А что означает «Тиргартен»? — спросил Голубой. — Тир там для стрельбы, что ли?
— Тиргартен в переводе «Зоологический сад».
— Стало быть, звери живут?
— Туточки кругом звери, куцы ни повернись, — заключил Шовкопляс.
— Не зря название такое дали: логово, — вставил Рогатин.
— Вот бы антилопу какую-нибудь прикастрюлить! — мечтательно воскликнул Пролеткин.
— А еще краше — кабана, — поддержал Шовкопляс. Рогатин неодобрительно покачал головой, с укором бросил Пролеткину:
— Жирафа забыть не можешь, опять из зоопарка хочешь кого-нибудь сожрать.
Ромашкин продолжал разглядывать улицу. «Где же находится Гитлер? Фоссштрассе — вот она, а в каком доме эта чертова рейхсканцелярия? — Вдруг у него мелькнула мысль: — Нужно взять пленного, он расскажет! И как я раньше не додумался? Всю войну таскал „языков“ для других, а когда понадобился себе, сразу и в голову не пришло! Ночью пленного захватить было легче. Ну, ничего, гитлеровцы и сейчас бродят, как мокрые курицы. И не с такими справлялись».
О своих намерениях он рассказал разведчикам. Саша схватил автомат и сразу направился к выходу.
— Да цыц ты! — прикрикнул на него Рогатин. — План нужно придумать.
— Какой тут план? Выйдем в подъезд, я пальцем поманю фрица, который вам больше понравится. А вы тюкнете его по балде и поволокете сюда. Вот и весь мой план.
Для разведчиков такая простота была непривычной: прежде ползли по нейтральной зоне, снимали мины, резали проволоку, бросались на часовых, отстреливались, а тут действительно: позови — любой подойдет. Но Ромашкин возразил:
— Во-первых, нам любой фриц не годится. Нужен здешний, который хорошо знает Фоссштрассе. Во- вторых, нас могут увидеть из дома напротив. А если пленный окажет сопротивление и станет орать? Что тогда?
— Ну, насчет сопротивления не сомневайтесь, — успокоил Рогатин, показывая свой тяжелый кулак.
— Ты смотри, не до смерти, — предупредил Жук.
— Опыт имеем — в четверть силы, — усмехнулся Рогатин.
— Хорошо бы взять эсэсовца из дома напротив, — сказал Ромашкин: — Они здесь должны все знать.
Разведчики стали наблюдать за немцами во дворе и в саду, который окружал дом с колоннами. Солдаты и офицеры под дождь без надобности не выходили. Через каждые два часа отсюда по разным направлениям отправлялись небольшие колонны, силой до взвода, вскоре к дому возвращались такие же маленькие отряды — эта часть определенно несла караульную службу. У ворот и в траншеях, вырытых на ближайших перекрестках, охрана менялась в это же время. Иногда подкатывала машина, и офицеры торопливо пробегали в здание. Или наоборот, пустая машина подъезжала по блестящему асфальту, и офицер выходил из подъезда ей навстречу. Окна верхних этажей были пусты, выбитые стекла усыпали подоконники.
Разведчики спустились вниз. В квартире остался только Жук, пытавшийся установить связь.
