такой застенчивый. В бою выделяется смелостью. Словом, настоящий Герой. Рядом с ним воевать легче.
Гости снова зааплодировали, а Гарбуз тут же пояснил:
— Своего боевого друга вам представил наш прославленный разведчик старший лейтенант Ромашкин. Он привел сорок пять «языков». В бою за плацдарм был рядом с Пряхиным и награжден орденом Красного Знамени.
Из-за спины замполита Василию лукаво улыбалась чернобровая физиономия Гулиева. В руках у него был тот злополучный ящичек, похожий на этюдник.
Ромашкин обменялся встревоженным взглядом с Початкиным. А Гулиев уже тянулся на цыпочках к уху Гарбуза, торопливо шептал что-то.
— Очень хорошо! — громогласно объявил Гарбуз. — Командир полка прислал нам трофейный гостинец.
— Какая прелесть! — воскликнула Ковальская, увидав уложенные на плюше красивые бутылки с яркими наклейками.
— Таким чудесным вином сейчас могут угостить только на передовой, — многозначительно сказал Зельдович.
«Ты попробуй сначала, а потом уж нахваливай», — мысленно упрекнул его Ромашкин.
Замполит налил всем понемногу из первой бутылки.
— Очень приятное вино, — одобрила Ковальская.
— Какой-то особый привкус, — неопределенно высказался Зельдович.
Баритон помалкивал. «Этого не проведешь», — подумал Василий.
И тут в небе загудели «юнкерсы». Застолье притихло, все подняли головы вверх. Зенитки, словно кашляя, ударили по самолетам. Черные облачка взрывов повисли в вышине. Но бомбардировщики все-таки построились в карусель и стали пикировать на тот берег, на плацдарм.
— Наших бомбят, — сказал Гарбуз и поднялся. — Значит, готовят сильную контратаку.
Все встали. Гарбуз оглядел присутствующих, как-то жалко улыбнулся гостям:
— Извините нас, товарищи, мы должны идти. Там сейчас очень трудно. Оставляем вас на попечение подполковника Головачева.
«Юнкерсы» сбрасывали бомбы порциями, чтобы подольше держать защитников плацдарма в напряжении. Однако не успела их карусель сделать и два круга, как появились наши истребители. Один «юнкерс» задымил сразу. Еще один сперва завалился на крыло, а потом тоже рухнул на землю. Третий бомбардировщик окутался дымом уже вдали, над немецкими позициями.
— Вот это артисты! — восторженно сказал Зельдович.
А за Днепром все азартнее била артиллерия. Перекрывая общий гул, иногда с треском рвались тяжелые мины. Гарбуз в сопровождении Ромашкина, Початкина, Пряхина, всех разведчиков и саперов, только что сидевших за столом, бежал к переправе.
На противоположном берегу из кустов выскочил навстречу им сержант с перевязанной головой.
— Товарищ майор, дальше нельзя: гитлеровцы.
— Какие гитлеровцы?! — вскричал Гарбуз. — А где командир полка? Караваев где?
— Там, на высотке. И батальоны там. Фашисты их обошли. С фланга прорвались.
— А вы почему здесь?
— Мы раненые. На переправу шли. А пока вот держим фрицев.
— Сколько вас?
— Человек двадцать. Еще связисты подходят.
— Где немцы? Много их?
— Рота, не меньше. Вон там, в старых траншеях засели.
Гарбуз посмотрел в бинокль, куда показывал сержант, приказал:
— Ромашкин с разведчиками и ты, Початкин, со своими — за мной!
Всех, кто прибыл с ним, Гарбуз повел вдоль берега, прикрываясь обрывом. Потом они вылезли наверх и по кустам приблизились к траншее, занятой фашистами. Их заметили, начали обстреливать из минометов и пулеметов. Группа залегла.
— Огонька бы, — вздохнул Гарбуз.
Пряхин чиркнул трофейной зажигалкой.
— Не такого, артиллерийского, — улыбнулся замполит. Мокрые волосы прилипли к его лбу, он настороженно вслушивался.
Вдали кипел бой, рычали танки, слышались взрывы гранат и длинные пулеметные очереди.
— Надо выручать командира, — сказал Гарбуз.
— Давайте ударим напропалую, — поддержал замполита Пряхин. — нас тоже почти рота. На плацдарме в первый день у меня двенадцать человек было — ротой считали. А тут вон сколько людей. Да каких! Одни разведчики чего стоят!
— Ишь ты, заговорил! Что же за столом молчал? — спросил Гарбуз. — Беги, Пряхин, к тем раненым и всех, кто может встать, подними в атаку. Отвлечешь фрицев на себя, а мы здесь ударим.
— Есть! — крикнул сержант и побежал исполнять приказ.
— Сколько у нас, Ромашкин, патронов, гранат?
— На одну атаку хватит.
— Давайте поближе подползем.
— Вы бы остались здесь, — не то попросил, не то посоветовал Ромашкин. — Мы сами все сделаем.
— Ты думаешь, я только тосты могу произносить?
— Не знаю вас, что ли?
— Вот и не обижай, — пожурил Андрей Данилович и пополз вместе со всеми.
Из прибрежных зарослей затрещали автоматы, донеслось жиденькое «ура»! Василию показалось, что он слышит тонкий, визгливый голосишко Кузи Пряхина.
— Жаль, если Пряхина убьют. И Золотую Звезду не поносит, — сказал неожиданно Гарбуз. Поднялся во весь рост и скомандовал: — Вперед, за мной!
Ромашкин, привыкший действовать тихо, подумал: «Надо бы и здесь без шума, без „ура!“ подползти по кустам ближе». Но саперы и все, кто примкнул к их группе, уже закричали «ура!» и, стреляя на ходу, кинулись к траншее.
Немецкие пулеметы заработали остервенело. Ветки, срезанные пулями, посыпались на головы атакующих. Пулеметчики взяли высоковато, и это спасло многих.
Рогатин, взмахнув ручищей, на бегу добросил гранату до пулемета и тут же метнул вторую. Два взрыва грохнули почти одновременно.
Разведчики выбежали из кустов. Ромашкин заметил, что один пулемет свалился набок, а у другого что-то заело, и зеленые в касках пулеметчики лихорадочно дергают затвор. «Успеют или не успеют? — пронеслось в голове. — Если успеют, нам крышка. Да что же это я!» — спохватился он и, прицелясь, дал очередь из автомата. Пули взбили землю возле пулемета.
Разведчики вбежали на взгорок, где была траншея, и, не спускаясь в нее, ринулись поверху, стреляя в мелькающие под ними каски. Вражеские солдаты сталкивались на поворотах траншеи, лезли через убитых.
Рядом с Ромашкиным зарокотал пулемет. Василий оглянулся. Из немецкого пулемета шпарил по немцам Пролеткин. Он устранил задержку и теперь, уткнув приклад в живот, волоча по земле длинную ленту, как метлой, мел огнем впереди себя.
— Давай, давай, чертенок! — весело поощрил его Гарбуз.
Гитлеровцы сбились кучей в конце траншеи, мешая друг другу, пытались еще отстреливаться. Но когда Саша Пролеткин полоснул из пулемета в самую их гущу, оттуда послышались крики, стоны и знакомое «Гитлер капут!».
— Хенде хох! — приказал Ромашкин.
Несколько рук поднялось из траншеи.
Початкин побежал было к ним, но Ромашкин схватил его за гимнастерку.
