– Не беспокойся, за тебя заплатит родной муниципалитет.
– Ему это дешевле обойдётся, – со смешком добавил совсем уже осмелевший полисмент со слабыми нервами.
При выходе из лаборатории они увидели пожилого чува с выпученными глазами, который встретил Негона. Пучеглазый отпрянул и прижался к стенке.
– Батя, не пугайся, – остановился и покровительственно обратился к нему слабонервный. – Тебе повезло, тихий попался, да ещё мужик. Бойся девок, папаня. Ты бы видел, что сотворили четыре их девки с полувзводом наших ребят из пятого отделения! О-ля-ля-я! У них, у чокнутых, сила появляется страшенная! И ненасытными становятся – жуть!!!
Глава пятая
Когда Негона привезли в лечебницу душевного спокойствия, сопровождать его доверили всё тем же полисментам: слабонервному и смелому, которые оказались братьями Гулоном и Галоном, у обоих ценз шесть.
В приёмном отделении очень полная старушка, сидевшая за высоким столом-кафедрой, предложила им сесть перед ней на мягкую скамью. Полисменты сели, посадив Негон посредине. Оформлялся приём достаточно долго. Старушка, быстро и умело хлопая по клавишам компьютера, не забывала общаться с ними.
– …и картотеку их нашли – уже и нам передали. Мы оттуда все данные в истории болезней вписываем. Странная история…
– Гмы-мм, – невнятно промычал для поддержки разговора Гул, продолжая со скучной миной что-то высматривать на потолке.
– Интересно… Негон, ценз девять, говорите, – не останавливалась говорливая старуха. – О-о! – протянула она, вглядываясь в экран. – Добровольный помощник полисии, нештатный агент ГБ, владеет в совершенстве боевыми приёмами борьбы и всеми видами оружия, – старуха с уважением посмотрела на Негона. – Тихий! Надо же… Повезло вам ребята…
Негон почувствовал, что братья потихоньку отодвигаются от него. Он посмотрел на одного, потом на другого. Оба старались на него не смотреть, у Гулона дрожали губы и дёргались руки – ему мешала отодвинуться стена, а Галону уже и некуда было сдвигаться – он и так сидел на краешке скамьи, и чудом держался.
– Уж не тот ли это Негон, который в Палаццо Паразитац полтора десятка железных поуродовал? – вслух, громко задумалась старуха. – Вызову-ка я на всякий случай наш младший медперсонал.
Через полминуты в приёмную вбежали две девы в комбинезонах – достойные соперницы Лебы, рядом с габаритами которых Гул и Гал сразу потерялись, но и быстро приободрились.
– Девочки, – обратилась старуха к младшему медперсоналу, – переоденьте больного.
Негона очень небрежно вытряхнули из одежды и доспехов, оставив ему лишь плавки. И не менее небрежно втиснули в больничный комбинезон. Серый в зелёную полоску. Он застёгивался сзади, причём так хитро, что сам больной раздеться уже не мог.
– Это, наверное, вам надо отдать, – сказала одна из богатырш, указывая полисментам на груду оружия, снятого с одежды и вытряхнутого из карманов.
– Галон, – сказал Гулон, – или мы чертовски везучие, или мы ему чертовски понравились…
Гулон обратился к Негону, который безвольно перенесся экзекуцию переодевания, размышлял: очередной ли бред вокруг или, может быть, явь.
– Негон, ты чув, что надо! Нам тоже по душе свои ребята и не нравятся железные и прочие паразматики. В общем, когда у тебя все шарики станут на место, считай, что у тебя есть пара надёжных приятелей.
Галон подошёл к кафедре и, наклонившись к старухе, зашептал ей на ухо:
– Доктор, мы обещали этому психу, что его посадят вместе с их главным, с Мзардом. Он, может, поэтому и вёл себя прилично. Можно это сделать?
– Можно, тот у нас уже два дня. Перебесился. А поначалу такой неугомонный был… Девочки, не стойте, уводите больного… Куда вы его?!… На осмотр ведите…
Девищи провели Негона через множество кабинетов, где его досконально изучили, обследовали, взяли все анализы и пробы, о каких можно и нельзя говорить в приличном обществе и каждый раз ему на лоб шлёпали соответствующую нестираемую этикетку. Должно быть, все вместе они выглядели красиво – этакое разноцветное созвездие во лбу. Одно плохо: это было утомительно и не всегда приятно. Постепенно равнодушие и фатализм, полонившие Негона, уходили – они отступали под напором раздражения, поднимавшегося в нём.
Очередной кабинет был весь белый, со слабым зелёным оттенком. Здесь всё было белым от пола до потолка, от кушетки до панелей компьютера, от стола до комбинезона и шапочки врача – симпатичной женщины средних лет. Было два ярких исключения: карие глаза и ярко накрашенные губы врачихи.
Врач посмотрела – нет, не на Негона – на его лоб. Взяла пластину с историей болезни и сунула в щель приёмного устройства больничного компьютера, взглянула на дисплей и уж потом на Негона, причём осуждающе.
– По всем анализам, осмотрам и характеристикам вы здоровы, больной. Всё в пределах нормы.
Помолчала, визуально изучая Негона, потом пожаловалась:
– Психиатрия наука сложная, тонкая. В сущности, при всей нашей оснащённости мы недалеко ушли от пещерных шаманов. Всё на интуиции. Вот и сейчас, гляжу я на вас – вроде нормальный, а чувствую – сумасшедший.
Младший медперсонал загоготал.
– Перейдём к собеседованию, – подытожила прелюдию врачиха. – Что вы делали, больной, в командирское время в ночь с седьмого на восьмое двадцать первой декады?
– Во-первых, я не больной…
– Ладно, возможно больной, Негон, ценз девять, чем вы занимались в ночь с седьмого на восьмое?
– Во-вторых, я уже не Негон, ценз девять, и в-третьих – не хочу об этом говорить.
– Я врач – мне всё можно говорить! Так кто же вы, если вы не вы?
– Я Негон, ценз семь.
– Странно, я ожидала, что передо мной, минимум, фельдмаршал, ценз двадцать или выше, или какая- нибудь историческая личность, в крайнем случае его прямой потомок. У вас, Негон, ценз семь, комплекс самоуничижения, – подвела первый итог врачиха, – правда, в слабой форме. Неплохо. Но не страдаете ли вы забывчивостью? Вы не забыли мой основной вопрос, возможно больной?
– Я не знаю точно, что я делал с вечера седьмого по утро второго, двадцать второй декады. Кажется, галлюцинировал.
– Х-хм… Ну, что ж, расскажите о своих галлюцинациях, может это будет интересно.
Негону, которому врачиха разонравилась, разговор стал неприятен. Он почти не сомневался, что и сейчас галлюцинирует, и ему не нравилось, что в этой галлюцинации над ним насмехаются. Это ему не нравилось и в жизни, а уж в собственных галлюцинациях он тем более не собирался этого терпеть. И что за дичь – в одном бреду пересказывать другой! Полный идиотизм!
– Не помню.
– Лжеамнезия, – резюмировала врачиха, – но с памятью, что галлюцинировал. Больной, вы на пути к выздоровлению. По глазам вижу, что кое-что из того, что было в действительности, вы помните. Так?
Негон промолчал и отвёл глаза. Одна из санитарш тычком встряхнула его.
– Больной! Смотрите мне в глаза! В глаза, в глаза! Вспоминайте!! – Начала гипнотизировать его врачиха, вытянув в его направлении шею и широко раскрыв глаза. – Ночь! С седьмого на восьмое! Вы не дома! Вы и ещё кто-то! Их много! Вы пьёте! Молча! По очереди!.. Э-э-ли-и-кси-и-р…
Ещё один тычок санитарши.
– Ну, помню, – сознался Негон, только чтобы отвязались. – Пил. Но только с Граром. Остальные пили без меня. И не молча – мы беседовали. И не по очереди, а вместе. Может и «Эликсир» пили – не помню, помню точно, что пил мускат «Чёрный бархат», а потом ещё светлый мускат, потом сладкое пенистое «Дель Като»… Грар водку пил, чем запивал, не помню – много чего было…
– Интересно, интересно… своеобразное переосмысливание событий. Ложная память… Да, вы фантазёр,
