– С ней тоже все в порядке.
– Ну так!.. – произнес сэр Мортимер, к которому постепенно возвращалось самообладание. – Ну так!..
Миссис Крессвелл не глядела в их сторону; она стояла, постукивая сложенным веером по выступу каминной полки. Сэр Мортимер откинулся в кресле и жадно припал к кубку, торопливо глотая вино, которое проливалось, струясь по его подбородку и стекая на кружевной ворот рубашки. Он допил вино, потом еще несколько секунд молчал. Лицо его пылало гневом, и на лбу вздулись синие жилы. Он грохнул кубком по столу и снова вскочил на ноги.
– Что, боится? – спросил он. – Кто кого, черт возьми, боится? Ну ладно. Где моя племянница? Где эта распутница? Где она прячется? Приведите ее сюда, молодой человек. Приведите, и я убью ее. Убью и лишу наследства. Ведите ее сюда!
– Сэр, – сказал Джеффри, – выслушайте меня, прошу вас.
– Выслушать тебя? Где она?!
– Сэр, Пег в другой комнате. Она готовится к встрече с вами. Умоляю вас, сэр, будьте с ней помягче. Как бы она ни притворялась, душа ее страдает.
На этот раз ответила ему миссис Крессвелл; она повернула голову и холодно взглянула на молодого человека.
– Что вы говорите? – спросила она, улыбаясь. – Боюсь, что, когда мы разберемся с ней, тогда придется пострадать и ее телу.
– Если мне будет позволено, сударыня…
– Не будет. Могу я спросить, сколько вам лет, мистер Уинн?
– Двадцать пять.
– Вот как! Двадцать пять. – Миссис Крессвелл подняла свои выцветшие брови. – По вашему лицу и манере рассуждать я бы решила, что вам несколько больше. Но вам всего двадцать пять. Поэтому будьте любезны говорить, лишь когда вас просят об этом – и не ранее.
– Сударыня…
– И еще, мистер Уинн. Насколько я понимаю, вы оказали нам некоторые услуги. Что побудило вас к этому?
– Меня наняли.
– Именно. Меня радует, что вы осознаете это. Но больше мы не испытываем нужды в вас, и, как это ни прискорбно, интереса к вам мы тоже не испытываем.
Неожиданно сэр Мортимер стукнул кулаком по столу.
– Эй, Лэвви…
– Дорогой друг, неужели вы полагаете, что меня – подобно всем прочим – не заботят интересы и честь вашей семьи?
– Нет, Лэвви, я… Я, конечно, знаю… Но зачем же вы так суровы с мальчиком?
– Ну тогда зачем же проявлять суровость и к девочке? – спросила миссис Крессвелл.
Слегка раскрыв веер, она двинулась в направлении сэра Мортимера; на ее восковом лбу появился румянец, а верхняя губа красивого, строгого рта слегка приподнялась. Отблески свечи играли на кулоне – оправленных в золото рубинах – на шее миссис Крессвелл.
– Или вы полагаете, что ввели меня в заблуждение своей яростью, тем, как вы изображаете эдакого сквайра Уэстерна из сочинения покойного мистера Филдинга?[9] Нимало. Вы говорите, что убьете ее? Что вы сделаете? Собираетесь ли вы покарать ее, как она того заслуживает, за побег из дома, который она совершила? Собираетесь ли вы покарать ее вообще?
– Ну, Лэвви, зачем вы так суровы? Она же дочь моего покойного брата. Я воспитывал ее.
– Воспитывали. И ваше воспитание видно в ее манерах. Спору нет, в ее жилах течет благородная кровь. Но, как и вы, она – деревенщина.
– Лэвви…
– Вы когда-нибудь видели такие лживые глаза? Такое жеманство, уловки, к которым прибегает скотница, когда она кокетничает с глупыми мужчинами? Кого вы могли воспитать? Только деревенщину. Но зачем же было воспитывать шлюху? Можно ли допустить такую в Сент-Джеймсский дворец и представить Его Всемилостивейшему Величеству?[10]
– Его Всемилостивейшему Величеству? – вскричал сэр Мортимер. – Этому жирному олуху, который и по- английски-то толком говорить не научился! Да они все, ганноверцы, – безмозглые!
– А мы все еще якобиты![11] Мы еще со школьной скамьи обожаем Стюартов! Ну ничего. Можете не дрожать за свою шею! Якобиты давно в могиле и напрочь забыты. Но то, что вы хотите видеть свою распутную девицу в хорошем обществе, – это ведь не просто разговоры? Или, может быть, все же прибегнуть к каким-то радикальным средствам и поучить вас уму-разуму – для вашей же пользы?
– Лэвви, Лэвви, вы правы абсолютно во всем! Боже мой, поступайте как сочтете нужным. Как, по- вашему, следует обойтись с Пег?
– Ее следует раздеть донага и выпороть кнутом, а после этого засадить на месяц в Брайдвелл по обвинению в распутстве. Что она вам или вы ей, когда есть люди, которые вас действительно любят? И пороть ее будете не вы; этого я не допущу: у вас слишком мягкое сердце. Внизу находится мой дорогой брат, мистер Тониш, он готов оказать нам эту услугу.
Миссис Крессвелл повернулась к Джеффри:
