Ральф Дуглас изменился в лице. Губы его большого рта искривились в гримасе ужаса. С Куртисом произошло то же самое.
— В таком случае это вы… — начал полицейский, но, спохватившись, прервал свои слишком смелые предположения. — Месье Дуглаз, это правда?
— Нет, — решив, что пора вмешаться в разговор, ответил за Ральфа Куртис. — Позвольте представиться. Я — адвокат из Англии и близкий друг месье Дугласа. Вот моя визитная карточка.
Эркюль с безразличным видом посмотрел на визитку англичанина.
— Эта дама, похоже, глубоко заблуждается, — продолжал Куртис. — Она утверждает, что эту ночь месье Дуглас провел здесь, на вилле «Марбр». Но мы знаем, что это не так. Мы можем предоставить соответствующие доказательства.
— Нет, вы только подумайте! — воскликнула Гортензия. — Это уже слишком!
Лицо полицейского просветлело.
— Успокойтесь, мамаша, — сказал ей Эркюль и обернулся к Куртису: — Вы говорите, глубоко заблуждается?
Куртис степенно кивнул, стараясь выглядеть как можно спокойнее, чтобы показать этому стражу порядка, что его не сокрушить нелепыми подозрениями.
— Мы не понимаем, о чем она говорит. Может быть, вам следовало бы ее расспросить?
— Хорошо. — Эркюль был сама любезность. — Я сделаю это.
Он сунул руку во внутренний карман кителя, достал оттуда блокнот. Карандаш был извлечен им из-под подкладки форменной фуражки.
— Ваше имя и адрес? — разглядывая кончик карандаша, спросил полицейский.
— Гортензия Фреи, улица Дезаль, 7.
— Род занятий?
— Прислуга.
— Мадам Клонек?
— Сейчас нет. Два года назад я ушла от нее. Еще до того, как с ней познакомился месье. Не подумайте, что я провинилась и поэтому была уволена. У меня хорошие рекомендации. Могу их вам предоставить. Всему виной — мои глаза. Я плохо вижу и…
— Минутку! — прервал ее Ральф. — Эркюль, она права. Когда мадам Клонек была не в настроении, а я что-то не мог найти, она всегда говорила мне: «Ты, как Гортензия, ничего не видишь». Она говорила, что ее прислуга постоянно теряла свои очки, и это очень злило Роз.
— Спасибо, месье, — кивая, поблагодарила его Гортензия. — Значит, вы обо мне слышали? Я о вас тоже. И совсем недавно.
Женщина достала из кармана передника засаленное письмо и аккуратно развернула его.
— Папаша, будьте добры, прочтите это, — обратилась она к полицейскому. — Оно на английском. Вы знаете английский язык? Нет? Тогда я переведу.
Гортензия начала читать, тщательно выговаривая слова:
— «Дорогая мадемуазель Фреи! Я узнал о вас от мадам Клонек, у которой вы служили горничной. По ее словам, вы были хорошей прислугой. Поэтому я хотел бы обратиться к вам с одной деликатной просьбой.
Когда-то я был близким другом мадам. Однако мы расстались. До разрыва наших отношений она жила на вилле „Марбр“, которая расположена возле Буасси в лесу Марли…»
Женщина подняла глаза и посмотрела на полицейского.
— «Я узнал о вас от мадам Клонек…» — повторила она и продолжила читать письмо: — «Теперь у меня появилась надежда, что наши отношения с мадам Клонек восстановятся. На субботу, 15 мая, она назначила мне встречу. Наша встреча состоится на вилле „Марбр“. На этот вечер ей, естественно, понадобится помощь горничной.
Думаю, есть причина, по которой ей бы не хотелось, чтобы нас обслуживала ее теперешняя горничная. Если вы примете мое предложение поработать в этот вечер, я бы вам хорошо заплатил. Кто знает, может быть, мадам Клонек попросит вас остаться у нее.
Приезжайте на виллу в субботу днем. Ключи от ворот и дверей дома прилагаются. В Порт-Малло вы сядете на автобус или трамвай и поедете до Буаси.
На вилле необходимо немного прибраться. Генеральную уборку делать не надо — только придать комнатам презентабельный вид. Наведите порядок в ванных комнатах, спальнях, гостиной, туалетных комнатах. (Комнаты мадам расположены в левом крыле дома, а мои — в правом.)
Вы займете комнату на первом этаже рядом с кухней. Уверен, что она вам понравится. На кухне есть все, чтобы приготовить ужин. Я же появлюсь на вилле раньше мадам и дам вам дальнейшие инструкции. Думаю, что вскоре после меня приедет и мадам.
В качестве аванса за ваши труды, мадемуазель, прилагаю сто франков. Можете быть уверены, что в воскресенье в вашем кошельке будет сумма в четыре раза больше.
С уважением, Ральф Дуглас». О, все это очень хорошо! — со слезой в голосе воскликнула женщина. — И вы, и ваши обещания! Как же — снова работать у мадам! Меня бы это вполне устроило. Я — женщина небогатая. По нескольку месяцев не могу найти работу. Ваше письмо, которое я получила в субботу утром, меня очень обрадовало. Оно вселило в меня надежду…
— Гортензия, — прервал ее Дуглас, — клянусь, что я дам вам четыреста франков. Но только если вы скажете правду.
Такой резвости от этой уже немолодой и полной женщины никто не ожидал. Когда Дуглас попытался взглянуть на письмо, горничная, сжимая в руке столь ценный листок бумаги, мгновенно отскочила назад и, прикрыв ладонью рот, безутешно зарыдала.
— Теперь уже слишком поздно, — продолжая всхлипывать, наконец произнесла она. — Я сказала правду. И не касайтесь меня! Вы — убийца, и никаких дел я с вами иметь не хочу! Убийца! Вот вы кто! У…
Каким бы потрясенным ни был молодой адвокат, он все же понял, что ему пора действовать.
Тем временем Ральф Дуглас достал из бумажника четыре банкнота по сто франков и протянул их горничной. Ситуация складывалась явно не в его пользу. Как бы эта сцена выглядела в конторе «Куртис, Хант, Дарси энд Куртис»? — подумал Ричард Куртис.
— Гортензия, в любом случае мы должны взглянуть на это письмо, — обратился он к горничной. — Отдайте его полицейскому, и пусть документ будет у него. Вы доверяете полиции?
— Разумный ход, — одобрительно заметил Эркюль и, забрав письмо у женщины, показал его Дугласу.
Письмо оказалось напечатанным на машинке.
— Ну, что вы на это скажете? — спросил полицейский.
— Да, но это уже перебор, — удивленно произнес Дуглас. — Могу поклясться, что подпись моя. Но что за игры? Я этого письма не подписывал.
Гортензия, успевшая к тому времени вытереть слезы, теперь выглядела глубоко несчастной. Но, несмотря на вселенскую скорбь, она с интересом поглядывала на Дугласа, словно спрашивая, про себя, разумеется: «Ну и как ты теперь выкарабкаешься?»
— Мадемуазель, вы понимаете, о чем мы сейчас говорим? Вы понимаете по-английски?
— Немного. О боже, как же я от вас устала!
— Вы все прекрасно понимаете. В этом письме несколько редко употребляемых слов. Да, хотел бы я, чтобы мой французский был таким, как ваш английский. Меня удивило то, как вы читали письмо. Может быть, вам кто-то его перевел?
— Естественно. Я что, профессор из Сорбонны?
— Кому вы его показывали? Своему знакомому?
— Тому, кто знает английский. Я носила его в туристическое бюро «Мадам Толлерс турс». Оно находится на бульваре Итальянцев. Конечно же, я показала письмо своему знакомому. Я имею честь быть знакомой с главой его парижского представительства месье Стенфилдом. Он хорошо знает мадам Клонек. Он часто оформлял ее поездки.
— Да, обратившись за помощью к знакомому, вы поступили крайне осмотрительно.
— А как же иначе? Письмо-то конфиденциальное.
Ральф сунул руки в карманы брюк и кругами заходил вокруг горничной.
— Она назвала Джорджа Стенфилда, — обратился он к Куртису, — устроителя знаменитого шоу в Париже и близкого друга мадам Толлер. Это даже хуже, чем я мог предположить…
— Ладно, это все пустяки, — теряя терпение, оборвал его Эркюль. — Лучше перейдем к делу. Так вы, месье Дуглаз, утверждаете, что этого письма не писали. Очень хорошо. Я этот факт запротоколирую. Итак, мы делаем первые успехи. Ну а теперь, мамаша, продолжайте свой рассказ. Учтите, карандаш у меня наготове. Вы получили письмо в воскресенье утром. Вам его перевели. Что было потом?
— А потом я, естественно, поехала сюда, — с готовностью ответила Гортензия. — Мне надо было делать большую уборку. Вы сами видите, я с ней успешно справилась. Но я могла бы и не спешить, поскольку месье Дуглаз приехал поздно вечером…
— Ах так? Месье Дуглаз приехал на виллу? И в котором часу?
— Только в девять.
— Месье Дуглаз, вы слышите?
— Да слышу, слышу, — отозвался Ральф. — Ничего другого я от нее и не ожидал. А теперь, Эркюль, выслушайте меня. Вчера в девять часов я ужинал в ресторане «Фуке». Это могут подтвердить моя невеста, метрдотель и официанты. Так что у меня на этот счет неопровержимое алиби.
— Женщина, вы слышите? — выдохнув так, что его огромные усы зашевелились, прогрохотал полицейский. — Что вы на это скажете?
— Я не вру! — взвилась Гортензия. — В девять вечера кто-то позвонил в дверь. Я открыла. На пороге стоял месье. На нем был плащ и черная шляпа. Обратился он ко мне на английском. Он сказал…
— Не понимаю, — удивленно произнес Эркюль. — Если вы не лжете, то это был тот, кто выдавал себя за месье Дуглаза. Послушайте, мамаша! Вы можете опознать того джентльмена? Вы сказали, что у вас плохое зрение и…
— Правильно. Но тогда мои очки были еще целы. Горничная пошарила рукой в кармане и достала поломанные очки.
— Я даже могу сказать, как этот месье выглядел, — продолжала она. — Типичный англичанин: красное лицо, голубые глаза и светлые волосы. Я не могла ошибиться. Кроме того, он говорил по-английски и представился месье Дуглазом. Но я хочу рассказать о моих очках. Я приняла у него шляпу, а когда помогала снимать плащ, он поскользнулся и задел меня плечом. Вот так!
Горничная с размаху хлопнула себя раскрытой ладонью по носу.
— Удар был таким сильным, что у меня из глаз искры посыпались, — воодушевленно рассказывала женщина. — Очки соскочили с моего носа и упали на пол. Месье извинился и сказал, что он, кажется, на них наступил. Нечаянно. Он очень сожалел.
В комнате повисло молчание, которое вскоре прервал астматический кашель полицейского.
— Думаю, все понятно, — прокашлявшись как следует, изрек Эркюль. — Все легко объясняется. Не правда ли? Открыв дверь, вы увидели его… Кстати, а свет в прихожей в тот момент горел?
— Да.
