краже головных уборов?
— Самое непосредственное, дружище Хэдли, — прогремел доктор Фелл. Задумчиво попыхивая сигарой, он продолжал: — Скажите, Хэдли, кто, по вашему мнению, в глазах народа является первым ура- патриотом Англии? Кто этот человек, который и дома произносит патриотические речи, как делал это во времена своей службы, относительно мощного вооружения, о большом оружии, об арбалетах и об отваге старины? Кто всегда нападал на премьер-министра как на опасного пацифиста? Кто постоянно выступал за гонку вооружения? Кто был тем человеком, которого Дрисколл видел в этой роли?
— Я бы сказал… Пожалуй, сэр Уильям Биттон…
— Именно он, — кивнул доктор, и все его подбородки заколыхались от смеха. — И этот его ненормальный племянник придумал план, который удовлетворял всем запросам его души, столь страстно жаждущей сенсации… Он намеревался стащить шляпу сэра Уильяма и пригвоздить ее стрелой от арбалета к дверям дома номер 10 по Даунинг-стрит!
Хэдли был не просто потрясен, он был возмущен до глубины души. Он пытался что-то сказать, но не мог вымолвить ни слова, и доктор Фелл наблюдал за ним с дружелюбной насмешкой.
— Успокойтесь, Хэдли! — сказал доктор. — Я предупреждал вас, когда мы с генералом вспоминали кое-какие фантастичные школьные проделки, а вам они вовсе не показались забавными. Я был убежден, что вы никогда не поймете истинный подтекст этой истории, если не поставите себя на место школьника. Но вы слишком здраво и сухо рассуждаете… А вот у Дрисколла здравый смысл практически отсутствовал. Вы не одобряете всякие там игрушечные пистолеты и резиновые мышки, вот в чем ваша проблема. Зато мне подобные безделки очень нравятся, поэтому я могу смотреть на все это с точки зрения Дрисколла.
Взгляните сюда. — Он открыл записную книжку Дрисколла. — Видите ход его размышлений над постановкой этой сцены? Она еще не окончательно сложилась… У него только что зародилась идея прикрепить шляпу сэра Уильяма этим военным орудием в каком-либо публичном месте. Поэтому он записывает вопрос: «Самое подходящее место? Тауэр?» Но это, разумеется, не подходит: это будет слишком просто, кроме того, стрела от арбалета в Тауэре вызовет столько же подозрений, сколько кусок угля в Ньюкасле. Однако прежде всего ему необходимо завладеть реквизитом, поэтому он пишет: «Выследить шляпу», что понятно. Затем он снова подумывает о Трафальгар-сквер, как и должно быть. Но это тоже не подходит, потому что воткнуть стрелу в каменную колонну обелиска Нельсона невозможно. Поэтому он записывает: «Трафальгар — неудачное место, приколоть нельзя!» Но это было не так уж неудачно, потому что его вдруг озаряет — и вы видите восклицание, указывающее на это. Теперь он сообразил. Он записывает дом номер 10 — жилище премьер-министра. Следующие слова понять легко. Сделана ли дверь из дерева? Если она обтянута металлом или чем-то в этом роде, план нельзя будет выполнить — он этого не знает, следовательно, должен проверить. Есть ли там выступ или еще что-либо, чтобы его не заметили, когда он будет это делать? И этого он не знает. Шансы проделать это опасное дело весьма сомнительны, но он в восторге обдумывает этот вариант и намерен все выяснить.
Доктор Фелл опустил блокнот на стол.
— Таким образом, — сказал он, — я обрисовал вам то, что я, в духе Дрисколла, намереваюсь назвать «историей резиновой мышки». Посмотрим, что из этого следует. Вы понимаете, Хэдли, не так ли?
Старший инспектор снова взволнованно начал расхаживать по комнате, и у него вырвался звук, подозрительно напоминающий стон.
— Полагаю, да, — недовольно ответил он. — Он ждал, когда автомобиль сэра Уильяма появится на Беркли-стрит. Кажется, это было в субботу вечером?
— В субботу вечером, — подтвердил доктор. — Он еще был юным, полным надежд и все такое. Он витал в облаках — перед тем, как произошла эта заминка. И кстати, здесь еще одна изобретательная черта его плана. В большинстве его краж он практически не рисковал быть пойманным. Он крал шляпы у достойных людей, которые не стали бы поднимать из-за этого шум. А главное, они и не подумали бы обращаться в полицию. И если бы его заметили, он был почти уверен, что жертвы ограбления не кинулись бы его преследовать всерьез. Это весьма остроумно с его стороны. Человек со складом сэра Уильяма погнался бы за вором, укравшим у него полкроны, через весь Лондон, охваченный яростным желанием наказать его. Но не сделал бы ни шагу из опасения показаться смешным, чтобы поймать воришку, сдернувшего с него шляпу стоимостью две гинеи… Что ж, Хэдли, попробуйте восстановить картину.
— Гм… Он ожидал на Беркли-стрит, когда появится машина сэра Уильяма. Ему ничего не стоило позвонить ему домой и в случайном разговоре получить нужные ему сведения… куда Биттон собирался выехать в тот вечер и все остальное. Далее. Насколько я помню со слов сэра Уильяма, его шофер замедлил скорость, чтобы пропустить слепого — торговца карандашами, который переходил улицу…
— За шиллинг любой торговец согласился бы перейти улицу там и тогда, когда ему укажут, — согласился доктор. — И Дрисколл заполучил шляпу, уверенный, что сэр Уильям не станет его преследовать. Он был прав. До сих нор все шло отлично, пока…
Он вопросительно посмотрел на Хэдли.
— До воскресного вечера, — медленно проговорил Хэдли. — Когда в этот вечер он зашел в дом сэра Уильяма, новость о пропаже рукописи внезапно обрушилась на его бедную голову.
— Сейчас мы ступили на спорную почву, но не суть важно. Кхм! Вряд ли до этого вечера он обнаружил, что, сам того не зная, похитил рукопись, принадлежащую сэру Уильяму. Заподозрил ли он что- либо тогда, не знаю. Несомненно, ему было все известно о рукописи из намеков сэра Уильяма. Но на него обрушилось еще одно дело. Возвратились из поездки Лаура Биттон с супругом. Должно быть, Лаура выразила какое-то недовольство состоянием их отношений. Последовала тихая перебранка. Дрисколл постарался поскорее исчезнуть, пока Лаура не успела назначить ему свидание. Вероятно, так и было. В противном случае она сделала бы это дома, и ей не пришлось бы посылать ему письмо. Но Дрисколл лишил ее этой возможности, это было в его манере.
— Его бросало то в жар, то в холод, — проговорил Хэдли. — Его страшил скандал, который мог бы поссорить его с дядей…
Доктор Фелл мрачно кивнул:
— И тысяча других опасений, может воображаемых… Мистер Далри сказал, что в этой квартире полно следов его присутствия, — вдруг громче, чем обычно, произнес доктор. — Что же должно было с ним произойти, когда он возвратился домой и в дополнение ко всем грозным неприятностям обнаружил, что ненамеренно украл у дяди его бесценную рукопись! Господи! Что он подумал! Вероятно, в состоянии крайней растерянности он вообще не был способен размышлять. Что бы вы сами подумали, если бы пропала рукопись стоимостью десять тысяч фунтов, которая оказалась в подкладке шляпы? Дрисколл по-детски преувеличивал вставшие перед ним проблемы. Они казались ему страшными и неразрешимыми. Как он мог это объяснить? Он представлял себе дядю, впавшего в ярость, и себя с манускриптом. И ломал голову, как вообще она могла оказаться в его цилиндре? Даже в состоянии умопомрачения он не мог представить, чтобы дядя намеренно спрятал эту хрупкую вещь в свой цилиндр и носил ее на улице. Но что хуже всего — Дрисколл вообще не должен был знать о существовании этой рукописи!
Представьте только, как этот хрупкий рыжеволосый юноша дико мечется по этой комнате, как крыса в поисках выхода из западни! Минутой раньше он был беспечным искателем приключений, веселым щеголем — бессмертным, как герой дешевого романа. Его любили женщины, и в его воображении мужчины его боялись. Теперь ему угрожал невероятный скандал, который грозил лишить его и без того не очень благополучного положения, да еще при этом невозможном характере дяди. Интересно, сколько он выпил?
— Если бы у него хватило ума, — проворчал старший инспектор, с досады хватив по столу кулаком, — он пошел бы к дяде и…
— Вы полагаете, это было возможно? — недоверчиво осведомился доктор Фелл. — Сомневаюсь, что даже самый здравомыслящий человек осмелился бы на это. Тем более явиться пред очами разгневанного сэра Уильяма. Что мог сказать Дрисколл? «Ах, дядя, я так сожалею. Вот эта рукопись По. Я по ошибке стащил ее, когда украл вашу шляпу». Можете себе представить результат этого признания? Дрисколл не должен был знать о ней, как и никто вообще. Биттон казался себе очень хитрым и умным, в то время как сам поставил всех в известность о своем ценном приобретении. Да он просто не поверил бы Дрисколлу. Что вы сами подумали бы о человеке, который заявил бы вам: «Кстати, Хэдли, знаете об этом тысячефунтовом банкноте, который вы прячете от всех у себя в столе наверху? Так вот, когда вчера я стащил у вас зонтик, я
