применялось ручное оружие, а вы не можете его вытащить, если не стоите рядом. И наконец, доктор, который обследовал убитого в Марселе, утверждает, что пуля такого большого калибра разнесла бы жертве затылок. Это невозможно.
Д'Андрье приподнял бровь:
– Боюсь, что он прав. У меня есть кое-какой опыт обращения с крупнокалиберным огнестрельным оружием… Остается вопрос, какую из двух невозможностей мы предпочитаем. Его не могли застрелить, так как это невозможно. Его не могли заколоть кинжалом или пронзить копьем, так как, чтобы сделать это, убийце пришлось бы стать невидимым. Это тоже невозможно. Лично я предпочитаю первую альтернативу.
– Но взгляните на это с другой точки зрения! – воскликнул Миддлтон, осененный новой идеей. Он обнимал Эльзу и встряхивал ее, словно подчеркивая свои слова. – Мы забываем о главном ключе. Могу я объяснить подробно?
Г. М. сонно махнул рукой:
– Валяйте, сынок. Мне нравятся теории, хотя чем больше рассуждений, тем больше путаницы. Когда кто-то выдвигает теорию, он не мыслит логически, а всего лишь излагает то, как бы он сам это проделал. Однако и подобная малость помогает понять его характер.
– Ну тогда вы сможете разобраться и в моем характере, – сказал Миддлтон. – Допустим, жертва стоит в темноте наверху лестницы, а убийца прячется за гобеленом. Он вылезает оттуда, но пригнувшись так низко, что Эльза, которая может видеть только верхнюю половину гобелена, не видит его. Такое могло произойти?
– Нет, не могло! – горячо возразил Рэмсден.
Он подошел к перилам и посмотрел вниз.
– Конечно, она небольшого роста, но и я не гигант. Тем не менее я вижу весь гобелен, кроме самого низа. Убийце пришлось бы ползти по площадке. Но продолжайте.
– Убийца имеет при себе острое стальное оружие вроде кинжала и бросает его оттуда. Жертва падает и катится с лестницы. По словам Фаулера, прошла пара секунд, прежде чем он подбежал к лестнице и посмотрел вниз. Когда жертва падает на площадку, убийца вынимает из раны оружие, забирает маленькую картонную папку из кармана убитого и успевает спрятаться за гобелен, когда Фаулер смотрит вниз. Как насчет этого?
Я быстро огляделся и заметил одобрение на лице Хейуорда. Г. М. усмехнулся.
– Кто-нибудь хочет прокомментировать? – подстрекнул он.
– Послушайте, старина, – снисходительным тоном обратился к Миддлтону Фаулер. – Я понимаю, что из этого вышел бы недурной сюжет для детектива, но, к сожалению, это еще более невозможно, чем то, что мы слышали до сих пор. Во-первых, на подобном расстоянии никто не может метнуть кинжал с такой силой, чтобы вонзить его в череп на шесть дюймов. Во-вторых, если бы в жертву что-то бросили, я бы заметил. В- третьих, вы забываете, что, когда я смотрел вниз, Гаске еще катился по лестнице. За этот крошечный промежуток времени убийца должен был бы извлечь из раны оружие – непростая работа даже для сильного мужчины, обчистить карман жертвы и спрятаться за гобеленом. А я могу поклясться, что на лестнице не было никого. Это абсолютно невозможно. – Он повернулся к Г. М. с виноватым видом, словно боясь, что говорил слишком горячо: – Вы согласны со мной, сэр?
– Угу. Да, согласен. Вред был причинен раньше.
– Тогда, может быть, вы объясните, как именно это произошло? – предложил Рэмсден. – Если Гаске был убит наверху лестницы, его либо заколол человек-невидимка, либо застрелили пулей, которая выскочила из раны и улетела. У нас, как в парламенте, есть левое и правое крыло. Левое крыло заявляет, что его застрелили; правое – что закололи или прикончили каким-то ударом. Левое крыло утверждает, что это проделали с солидного расстояния; правое – что вблизи. За кого вы проголосуете? Кто из нас прав?
Г. М. окинул нас взглядом, посасывая пустую трубку.
– Я дам вам ответ, ребята, который покажется очень странным, но тем не менее он абсолютно верен. Те и другие одновременно правы и не правы.
Мы уставились на него.
– Вы серьезно? – спросил Рэмсден.
– Вполне серьезно.
– Но, черт возьми, жертву либо застрелили, либо закололи, не так ли? Одно или другое!
– Необязательно.
– Знаю, – мрачно произнес Миддлтон после паузы. – На самом деле его задушили, а дырка в голове всего лишь иллюзия. Фокус! Но на один пункт вы должны дать конкретный ответ. Левое крыло утверждает, что жертву прикончили на расстоянии, а правое – что это проделал кто-то, находившийся рядом. Что вы на это скажете?
– То же самое, – отозвался Г. М. – Что те и другие одновременно правы и не правы. Эти ответы кажутся вам дикими, потому что вы не подумали о единственном оружии в мире, которое могло проделать такое, и об обстоятельствах этого убийства. Я даю Фламанду намек, понимаете? Интересно, пришлет ли он на сей раз письмо мне? – Его глаза сощурились. – Прежде чем продолжить этот разговор, давайте перейдем к делу. Я хочу, чтобы вы заняли те же места, где находились, когда бедняга закричал. Я буду стоять здесь и наблюдать. Рэмсден займет место Гаске. Услышав его крик, выбегайте из ваших комнат и делайте то, что делали тогда. Хотя сначала мы должны реконструировать происшедшее перед убийством. – Он снова окинул взглядом галерею. – Хм… давайте посмотрим… Рэмсден, идите в комнату Гаске, зажгите его лампу и будьте готовы по сигналу задуть ее и подойти к лестнице. Фаулер, стойте в дверях вашей комнаты. Миддлтон, идите в ванную…
В этот момент Хейуорд озвучил мысль, которая, должно быть, вертелась в голове у каждого.
– Послушайте, старина, – резко заговорил он, вцепившись в узел галстука, словно хотел унять дрожь в руках. – Я не трусливее других, но если мы будем повторять этот кошмар снова, то при свете. Неужели вы не понимаете, что Фламанд среди нас? Он подбрасывает свои записки, делает, что ему заблагорассудится, несмотря ни на что, и к тому же является хладнокровным убийцей. Нет, сэр! Оставим свет или отменим
