событиях, которые она не видела, и словах, которые она не слышала, тем более в форме наводящего вопроса.
– Не отвечайте на это, – распорядился судья Рэнкин.
– По вашему мнению, – осведомился Г. М. после обычного полуиронического извинения, – судя по тому, что вы видели и слышали, рассказанное вами объясняет, что действительно произошло в вечер убийства?
– Да.
– Хватило бы этой женщине смелости пройти через все это, если бы она не была абсолютно уверена в невиновности подсудимого?
Г. М. притворился, что ожидает ответа, потом сел со стуком, сотрясшим скамью.
В зале повсюду слышался шепот. Мэри Хьюм рисовала пальцем узоры на перилах, время от времени поднимая взгляд, покуда генеральный прокурор готовился к перекрестному допросу. Ее хорошенькое личико покраснело, и она как бы машинально куталась в соболя. Сколько еще ей удастся продержаться, было трудно сказать. Мэри нанесла серьезный ущерб обвинению – становилось ясно, что многие показания Ансуэлла, казавшиеся нелепыми и путаными, были правдой. И присяжные, безусловно, это понимали. Но шепот становился все громче, как шелест леса. Кто-то осведомился, собираются ли показать фотографию. Я заметил, что места прессы полностью пустуют, хотя не припоминал, чтобы кто-нибудь из них выходил. Услышанное наверняка станет темой для заголовков газет и разговоров в каждом британском доме.
– Ну, держись! – шепнула мне Эвелин, когда сэр Уолтер Сторм поднялся для перекрестного допроса.
Его манеры и голос буквально источали сочувствие и предупредительность.
– Поверьте, мисс Хьюм, мы очень ценим вашу откровенность и смелость. В то же время вы не колебались, позируя, кажется, для дюжины этих фотографий?
– Для одиннадцати.
– Хорошо, для одиннадцати. – Он сделал паузу, поправляя книги на столе. – Насколько я понимаю, мисс Хьюм, во время убийства вы были осведомлены обо всем, о чем упоминали в ваших показаниях?
– Да.
– Кажется, вы заявили, что, услышав о смерти вашего отца, поспешили в Лондон и прибыли домой тем же вечером?
– Да.
– Однако вы не упомянули о поведанных нам только что примечательных обстоятельствах полиции – ни тогда, ни в другое время?
– Нет.
– А кому-либо еще?
– Только… – Она жестом указала на Г. М.
– Вы сознаете, мисс Хьюм, что, если бы вы предоставили полиции эту информацию и сообщили, что капитан Ансуэлл пытался вас шантажировать, вам бы не понадобилось приносить эту фотографию в суд? Или подвергать себя унизительному публичному допросу?
– Да, сознаю.
– Полагаю, этот опыт не может быть вам приятен?
– Нет. – Взгляд девушки стал напряженным.
– Тогда почему вы не упоминали об этом раньше и не принесли заключенному ту пользу, которую могли, не доводя дело до показаний в суде?
– Я…
– Не потому ли, что вы считали подсудимого виновным, а эти фотографии – не имеющими отношения к его преступлению?
Г. М. с усилием поднялся:
– Оценивая предупредительность моего ученого друга, мы все же хотели бы знать, какую цель преследуют эти вопросы. Принято ли Короной, что, как мы предполагали все время, произошла путаница между Кэплоном Ансуэллом и капитаном Ансуэллом, и что покойный усыпил одного, пытаясь заставить замолчать другого?
Сэр Уолтер улыбнулся:
– Едва ли. Мы принимаем фотографию как факт и принимаем предположение, что ее сделал капитан Ансуэлл, но отрицаем, что эти два пункта имеют отношение к рассматриваемому делу – виновности или невиновности подсудимого.
Эвелин резко ткнула меня локтем:
– Неужели они станут оспаривать очевидное? Для меня это ясно как день.
Я ответил, что она предубеждена.
– Сторм вполне искренен: он считает, что Ансуэлл – убийца, изворачивающийся перед изобличающими его фактами. Он будет доказывать, что девушка лжет, пытаясь его выгородить, что хотя между Реджиналдом и Мэри Хьюм существовала связь, но никаких попыток шантажа со стороны Реджиналда не было и что все это – лишь последние усилия защиты.
– По-моему, звучит глупо. Ты этому веришь?
– Нет, но посмотри на двух женщин в жюри.
