перед смертью облачилась в черное платье. Что же было дальше?
Доктор Фелл задумался.
— О том, что случилось дальше, нам не сможет поведать ни один живой свидетель, так что позвольте мне рассказать вам, как я себе это представляю. Разумеется, Меррику не хотелось никого убивать, но он убедил себя, что ему во что бы то ни стало нужно избавиться от этой женщины — иначе он никогда не сумеет жениться на Дорис Локи. И вот, пристроившись на трубе, он заглядывает в незакрывающееся окно ванной и видит там свою жертву — та стоит перед зеркалом, держа в руке стаканчик со спиртовым раствором морфия и белладонны. Вот она, беспечно махнув рукой, подносит стакан к губам и выпивает его содержимое. Но он не позволяет себе быть беспечным. Меррик пробирается в ванную через окно. Он почти ничем не рискует. Пьяный муж храпит без задних ног в соседней комнате, остальные далеко. А Марго если и удивилась его внезапному появлению, то почти наверняка подумала, что он пришел только для того, чтобы умереть вместе с нею. Он задержался ненадолго — чтобы вытереть полотенцем мокрые волосы и руки. Марго жестом приглашает его пройти в гостиную, он следует за ней. По дороге, в спальне, он незаметно прихватывает оружие… Вы, конечно, догадались — какое? Железную кочергу, которую Силия нашла на следующее утро в гостиной Марго. На пороге гостиной Меррик ударяет свою жертву сзади кочергой по голове — не сильно, так, чтобы не убить и не поранить, просто чтобы она пробыла в беспамятстве, пока морфий не подействует необратимо. Потом он переносит красивое безвольное тело в теплую комнату и укладывает его в шезлонг. Теперь надо найти и уничтожить дневник, хранящийся в китайской шкатулке. Меррик находит его и сжигает. Наш юный Байрон к тому времени уже окончательно продрог и близок к обмороку. Но он возвращается в ванную, моет стакан, из которого пила Марго, а пузырек кладет себе в карман. После этого он гасит свет в спальне и в ванной и спускается в ров по трубе.
Доктор Фелл замолчал и тяжело вздохнул:
— Но Марго Марш цепко держалась за жизнь. Спустя час, частично придя в сознание, она, уже умирающая, принялась звать на помощь. Торли Марш услышал ее крики и бросился в гостиную. И там, разрази меня гром, он пережил не лучшие минуты! Разумеется, это мог быть обычный истерический припадок. Но Торли вспомнил о пузырьке с ядом. Боже, неужели она исполнила угрозу?! Торли Марш бросается к аптечному шкафчику. Пузырька нет!
Доктор Фелл снова глубоко вздохнул, теребя дужку очков:
— Примерно это я и держал в уме, когда впервые расспрашивал нашего друга Марша. Судя по тому, как он с самого начала твердил всем и каждому, что врач констатировал естественную смерть, он, по меньшей мере, не исключал возможности самоубийства. Поэтому-то, боясь скандала, и лгал. Однако, если бы мне удалось поймать его на слове и заставить подтвердить то, о чем я догадывался, я обрел бы почву под ногами. И мне это удалось. Помните, я сказал вам, что не вижу здесь никакого парадокса? Именно благодаря тому, что Марш лгал, я понял, что он честен.
— Но при этом, — возразил Холден, — Торли не поделился с доктором Шептоном своими подозрениями, что Марго могла покончить с собой.
— Да. Потому что доктор Шептон, если вы помните, твердо заявил, что это истерический припадок и даже не очень серьезный. А потом было уже поздно. Поэтому он лгал.
— И все-таки я не понимаю Торли! — в сердцах воскликнул Холден. — Я так и не знаю, что мне следует сделать: извиниться перед ним или свернуть ему шею!
— Однако же Торли понять, наверное, проще всего, — возразил доктор Фелл. — Торли Марш — от природы добрый и хороший человек. Он любит своих друзей и готов ради них пойти на любые хлопоты, с тем лишь условием, что это не нанесет серьезного ущерба его собственным интересам. — Доктор Фелл помолчал. — Вот так-то. И теперь лишь Божьей милостью…
В комнате воцарилась тишина.
— Да, — сказал Холден, — все мы ходим под богом.
— И все-таки я ненавижу его, — тихо проговорила Силия. — Ненавижу даже теперь, когда знаю, что Марго была… такая и что он никогда не обижал ее. Не знаю, наверное, это ужасно говорить так, когда он…
— Да, кстати, как он? — поинтересовался доктор Фелл.
— Пока неизвестно. Дорис сейчас в больнице, мы ждем ее с минуты на минуту. — Силия помолчала, потом заявила твердо: — Я ненавижу его! За то, что он лгал — говорил, что я сумасшедшая, и что Марго умерла естественной смертью, и что не было никакого пузырька, хотя сам прекрасно знал, что все это не так! Дон, милый, я наделала много глупостей! Но ты ведь не винишь меня за это?
— Нет, конечно!
— И я тоже, — сказал доктор Фелл. — Но, гром и молния, вы заставили меня поработать мозгами! — Он покачал головой и проговорил, обращаясь к Холдену: — Помните, во время разговора в галерее я сказал вам, что девушка абсолютно здорова и находится в полном рассудке? Да, она утверждала, что видела привидения, но, увидев вас, почему-то не приняла вас за призрак — и это означало, что она не страдает галлюцинациями. В то же время мне необходимо было убедиться, что она не…
— Что она не?..
— Не подтасовывает факты! — сказал доктор Фелл. — Благоговейный страх выразился вдруг на его лице. — Когда мы отправились распечатать склеп, я был порядком напуган. Да, да, ужасно напуган! Не потому, что боялся чего-то потустороннего, как вы, наверное, подумали. Просто я опасался, что, если она, как можно было заключить из ее письма, подсовывала ложные улики, полиция обвинит во всем ее. Когда мы открыли склеп, и там все на первый взгляд казалось нормальным, если не считать сдвинутых гробов, я испытал такое облегчение, что даже инспектор Кроуфорд заметил это. Я начал на всякий случай сбивать Кроуфорда со следа, пытаясь убедить его, что никто не мог проникнуть в опечатанный склеп, и вдруг, в тот самый момент, когда я уже решил, что все обошлось, он наткнулся на этот проклятый пузырек, который могла подбросить только Силия. Я снова впал в отчаяние.
— Доктор Фелл, но почему же все-таки гробы оказались сдвинуты? — спросил Холден.
— Ах да, это… — проговорил доктор Фелл с виноватым видом. — Боюсь, моя болтовня запутала не только Кроуфорда, но и вас.
— Да какая там болтовня! Вчера Локи заявил, что два новых гроба — Марго и некоего Джона Деверо — весят по восемьсот фунтов каждый. Кто мог расшвырять их?
— В этом-то и заключалась моя уловка. Я хотел сбить с толку Кроуфорда и нарочно употребил это слово — «расшвыряли». На самом деле гробы никто не расшвыривал, их приподняли.
— Ну хорошо, пусть приподняли. Но как или кто?
— И снова, — сказал доктор Фелл, — ключ к разгадке — вода.
— Вода?!
— Современные гробы воздухонепроницаемы, а стало быть, и водонепроницаемы. Они могут плавать.
Холден недоуменно смотрел на доктора.
Доктор Фелл объяснил:
— Земли вокруг «Касуолла», как вы должно быть заметили, богаты грунтовыми водами. Немцы называют их…
— «Grundwasser!» — пробормотал Холден, осененный внезапным озарением. — «Grundwasser!»
— Вот именно. Они поднимаются почти до поверхности земли осенью и весной, а летом и зимой их уровень спадает. Всякий, кто хорошо знает здешние места, мог бы побиться об заклад, что осенью и весной этот склеп затопляет. Как вы видели, он расположен на четыре фута ниже уровня земли. И там очень сыро. Кроуфорд, пройдясь по склепу, оставил четкие следы на песке, чего не случилось бы, будь песок сухим. Водонепроницаемые гробы подняло на четыре фута, и они плавали по склепу, пока вода не спала. А вот самый старый гроб, пролежавший под землей с шестнадцатого столетия и подгнивший, с места не сдвинулся, так как в него залилась вода. Гроб, захороненный в восемнадцатом веке, лишь немного развернуло и сдвинуло, только и всего. Вы… вы понимаете, о чем я?
— Да, — изумленно проговорил Холден.
— Ничего подобного в «Касуолле» прежде не происходило, — продолжал доктор Фелл, — потому что этот склеп — новый. И, кроме старого склепа на холме, куда не достигают грунтовые воды, он —
