доказательство этого – и после этого не позволил вашей тете трогать окно. Правильно?
– Это всего лишь мое впечатление. Сколько раз мне это повторять?
Лицо доктора Гидеона Фелла приняло выражение растерянного Гаргантюа.
– Отпечатки очень четкие, Эллиот, не так ли? – спросил он. – Не смазанные? А как насчет пятен в пыли?
– Ну, пятна есть и на раме, в стороне от четких отпечатков, как будто кто-то прикасался к окну в перчатках.
– А нигде нет более широких пятен, чем те, которые оставлены пальцами в перчатках? Таких, как если бы раму вытерли?
– Нет ничего подобного. Подойдите и посмотрите сами.
Доктор Фелл приковылял к окну, взял лупу и стал разглядывать через нее стекло и раму, близоруко моргая. Когда он поднял голову, его лицо было еще более обескураженным.
– Четкие отпечатки, много пыли и никаких широких пятен! – пробормотал он. – О боже! Неужели вы не видите, Эллиот, какие выводы мы должны из этого сделать?
– Полагаю, вы их уже сделали? – Эллиот отобрал у него лупу. – Лично я не сделал никаких, так как теперь ситуация становится еще более непонятной.
– Почему это?
– Маэстро, кто-то закрыл и запер это окно. Это мог сделать несостоявшийся убийца в перчатках, но как он повернул шпингалет снаружи? Или окно вообще тут ни при чем? Возможно ли, что убийца – если мы отбросим версию самоубийства – вошел и вышел через дверь, запертую на засовы сверху и снизу? Это слишком много для любого рационального ума. Чем больше я думаю об этой неразберихе…
– Не надо, Эллиот!
– Что не надо?
– Не надо усложнять положение, умоляю вас, мой друг. С годами вы все больше и больше походите на суперинтендента Хэдли перед его уходом в отставку.
– Очевидно, у меня есть на то причины. Теперь я понимаю Хэдли – я знаю, что ему приходилось выносить. Вы сообщите ваши выводы, сэр, или ограничитесь загадочным бормотанием? Если предпочитаете последнее, то, может быть, у кого-то еще есть какие-нибудь предположения? Мистер Баркли? Эндерсон?
Гэррет, меряющий шагами комнату в надежде изгнать из своих мыслей Фей, остановился возле книжных полок на южной стене.
– Идея, пришедшая мне в голову, – отозвался он, – слишком нелепа и неопределенна, чтобы ее обсуждать всерьез.
– Ну, идеи других не менее нелепы, так что пусть это вас не удерживает. Выкладывайте.
– Я слышал, как кто-то говорил, что эти дела с запертыми комнатами имеют одно из трех возможных объяснений: неправильно установленное время, неправильно выбранное место или жертва была не совсем одна. Предположим, в данном случае что-то не так с нашей концепцией времени?
– Времени?
– Да, времени, когда был ранен Пеннингтон Баркли. Что, если пуля угодила ему в грудь на час раньше, чем мы думаем, – скажем, в десять часов? По какой-то причине он отказался это признать и каким-то образом (один бог знает каким) сумел скрыть кровотечение. Он ходит, разговаривает с нами и только гораздо позже падает без чувств. Я знаю, что это звучит безумно…
Эллиот, судя по его виду, с трудом сдерживался, чтобы не швырнуть на пол свою записную книжку.
– Это звучит безумно, – ответил он, – потому что является таковым. Скрыть столько крови – не говоря уже о шоке, физической боли и других факторах еще более невероятно, чем придумать какой-то трюк с дверью или окном. Все доказательства против этого. Не забывайте, что жертва переоделась в другой жакет между без двадцати одиннадцать и одиннадцатью. Жакет, который был на Пеннингтоне Баркли, когда в него стреляли с близкого расстояния – с ожогами от пороха и пятнами крови, – сейчас в его спальне. Другой жакет, который был на нем, когда он разговаривал с вами раньше – со следами меда и парой резиновых перчаток в кармане, – висит в гардеробной. На столе перед нами лежит револьвер, из которого выпустили только одну пулю. Что вы скажете, доктор Фелл? Будете снова загадочно бормотать или согласитесь, что идея Эндерсона абсолютно безумна?
– Не безумна, а всего лишь ошибочна, – отозвался доктор Фелл. – Я согласен, что ничего такого не произошло – Пеннингтон Баркли, как мы все решили с самого начала, едва не встретил свою кончину около одиннадцати. Но вы не спрашивали себя, что еще здесь случилось?
– Еще?
– Да! Меня обвинили – по-моему, несправедливо – в загадочном бормотании. Но не сомневайтесь – я делаю все возможное, чтобы не сбивать вас с толку. Поэтому, Эллиот, я снова попытаюсь направить ваше внимание в нужную сторону. Около полуночи, прервав допрос свидетелей в гостиной, мы пошли взглянуть на библиотеку. Давайте вспомним, что мы тогда увидели.
Доктор Фелл, которому наконец удалось зажечь сигару, двинулся в альков между библиотекой и гостиной. Остальные поспешили за ним. Дверь в маленькую гардеробную все еще была открыта настежь; внутри горел свет. Доктор Фелл, повернув к своим компаньонам разгоряченное дискуссией лицо, указал тростью внутрь:
– Как вы сказали, Эллиот…
Металлический шкаф, который Гэррет в последний раз видел с закрытой дверцей, теперь был открыт. В шкафу, на проволочных плечиках рядом с двумя пустыми вешалками, висел темно-бордовый жакет, покрытый пятнами от меда. Взгляд Гэррета скользнул по умывальнику и кушетке с подушкой и одеялами, после чего вновь устремился на шкаф.
