Конни позвонила ему в отель в субботу днем:
— Слушай, Фил! Генеральная репетиция завтра вечером. С пожарным ведомством все улажено.
— При чем тут пожарное ведомство?
— Нужно было получить разрешение на курение в бельэтаже. В большинстве современных театров бельэтажа нет, но в «Маске» есть. Бэрри Планкетт говорит, что завтра вечером ты сможешь курить где угодно. Так вот, Билл…
— Ну?
— Они репетировали весь сегодняшний день и будут репетировать завтра. Официальная генеральная репетиция должна начаться в девять вечера, хотя Бэрри утверждает, что они никогда не начинаются и не заканчиваются в условленное время. Репетиция пройдет в костюмах, с оркестром и без перерывов до конца пьесы. Ты придешь, не так ли?
— С величайшим удовольствием, Конни. Могу я привести приятельницу?
— Конечно — мы будем очень рады! Слушай, Фил, а почему бы тебе не приехать с ней в Фарли и не пообедать со мной и Джадом? А потом мы все отправимся в театр.
— Это очень любезно с твоей стороны, Конни, но я, к сожалению, уже приглашен на обед. — Ему хотелось побыть вдвоем с Джуди.
— Понимаю — хочешь приберечь свою красавицу только для себя. Поезд отходит от Гранд-Сентрал без пяти восемь. Не забудь — по выходным стэмфордский пригородный отправляется с верхней платформы, а не с нижней. Мы с Джадом встретим поезд в Ричбелле. Договорились?
— Договорились, Конни. Тысяча благодарностей! До встречи.
Позже Нокс зашел в Актерский клуб. В баре он обнаружил доктора Гидеона Фелла и мистера Хермана Гулика — прокурора округа Уэстчестер, в чьем доме в Уайт-Плейнс остановился доктор Фелл. Доктор и мистер Гулик — коренастый мужчина с желтоватым лицом, державшийся приветливо, хотя и несколько напыщенно, — также сообщили ему кое-какие сведения относительно завтрашнего вечера.
Вроде бы все складывалось как нельзя лучше.
Итак, в воскресенье вечером Филип Нокс пообедал с Джуди в «Грамерси-Хаус». Когда сумерки начали сгущаться над уже достаточно буйной зеленью парка, они спустились в холл на первом этаже. Гипсовые купидоны и богини кокетливо порхали по потолку. Обитая зеленым плюшем мебель сверкала мрамором и позолотой. В воздухе словно ощущалась пыль веков — казалось, кеб вот-вот с тарахтением остановится у подъезда.
Джуди в подчеркивающем ее фигуру голубом платье снова пребывала в дурном настроении. Кривя розовые губы, она обшаривала глазами уголки холла и повторяла, что ей все кажется нелепым.
— Бога ради, Фил, что все это значит? Что у тебя за секрет?
— Джуди, ты знаешь, какое сегодня число?
— 18 апреля. Ну и что?
— Конечно, будучи проклятой англичанкой, дорогая моя, ты можешь не считать эту дату значительной. — И он продекламировал:
Тебе это что-нибудь говорит?
— Опять несносный Пол Ривир,[44] который влез на колокольню…
— Пол Ривир, Джуди, не влезал ни на какую колокольню. Не путай его с Бесси… как бишь ее… из «Сегодня не будет вечернего звона».[45] Он просто увидел свет на башне и проскакал семнадцать миль, чтобы предупредить о приближении англичан.
— Боюсь, я плохо знаю вашу нелепую американскую историю. Нас скверно учили в школе.
— Однако вы все же проходили «Скачку Пола Ривира». И не только Лонгфелло — могу свидетельствовать, что вы изучали и «Барбару Фритчи».[46]
— Понятия не имею, о чем ты!
— Спокойно, дорогая! Позволь тебе напомнить рождественскую вечеринку в 43-м году на квартире Бобби Дрейка, где ты вдрызг напилась. Там ты развлекала гостей чтением «Барбары Фритчи» в сопровождении выразительных жестов. Никогда не забуду, как ты вертела головой, прикрыв глаза ладонью и изображая Джексона Каменную Стену,[47] увидевшего флаг.
— Ну и что тут плохого?
— Ничего. Но тогда ты была вполне серьезна и не усматривала ничего нелепого в словах, которые произносила.
— А в них было что-то нелепое?
— Позволь снова тебе напомнить:
Где, по-твоему, стояла Барбара, когда она проделала это? Каким образом пули не продырявили ее седую голову? Что касается Джексона Каменной Стены…
— Панч Нокс, временами я готова тебя убить! В тебе нет ни капли романтики! Вечно ты стараешься все разложить по полочкам! А от меня тебе только одно было нужно…
— Допустим. Ну и что тут плохого? Не помню, чтобы ты особенно протестовала.
— Будь у тебя чувство собственного достоинства, ты не стал бы об этом напоминать. Как бы то ни было, те дни ушли навсегда.
— Ну еще бы!
— Что касается той нелепой вечеринки, — продолжала Джуди, — то я… я должна была хоть что-то сделать. Ты начал волочиться за этой ужасной Долорес, стриптизеркой из «Ветряной мельницы», и ей это явно пришлось по вкусу…
— Долорес Дэтчетт, если на то пошло, была не стриптизеркой из «Ветряной мельницы», а инструктором по плаванию из Пензанса.[48]
— Не важно — я помню, что ее профессия была как-то связана с раздеванием. Важно то, что ты с ней флиртовал!
— В то время как ты, дорогая моя, более чем флиртовала с Джо Хэтауэем, моим коллегой по военным программам Би-би-си.
— Скотина! Я ничего подобного не делала, и ты это отлично знаешь!
— Джуди, я знаю только то…
— Лучше бы я никогда не встречала тебя снова! Лучше бы ты не заметил меня в ресторане и не заставил пить С тобой кофе! — Джуди махнула рукой. — Ладно, Фил. Не мог бы ты отвлечься от Джексона Каменной Стены и сообщить, куда мы собираемся пойти?