цветной косынкой от ветра, и словно пышущими здоровьем обнаженными бело-розовыми руками — легкий голубой жакет она отложила в сторону — казалась глубоко задумчивой. Поэтому он воздерживался от разговоров.
Но теперь, когда они подъезжали к дому Г. М., даже твердое, циничное сердце старшего инспектора Мастерса дрогнуло.
Он с удивлением осознал, что последний раз посещал Крэнли-Корт еще до начала войны с Гитлером. Когда машина, промчавшись по аллее среди древних дубов, развернулась на открытой площадке перед красивым невысоким домом из красного кирпича, построенным в позднетюдоровский период, ему показалось, что промежуточных лет не существовало вовсе.
На западе, возле дубов и буков маленького парка, холмы Суссекс-Даунз тянулись вдоль Ла-Манша к тусклому пурпурному горизонту. Крэнли-Корт, построенный Кертиусом Мерривейлом, который был возведен в рыцарское звание Яковом I и стал баронетом при Карле I, почти не подвергся малопривлекательным архитектурным преобразованиям.
Хотя и небольшой — Телфорд-Олд-Холл был куда больше, — Крэнли-Корт отличался той красотой, которая будет жить, покуда дубы растут на английской почве. Учитывая характер старого грешника, который ныне был его хозяином, дом казался на удивление приветливым и уютным, чему способствовали щебетание птиц и солнечные часы.
«Черт возьми! — думал Мастерс. — Что со мной творится?»
Он мучился от приступа ностальгии, хотя сам ни за что бы в этом не признался.
Чтобы прогнать непрошеные мысли, Мастерс решил спросить Вирджинию, что она узнала о сэре Генри Мерривейле. Однако в тот же момент девушка остановила машину перед парадной дверью и заговорила первая:
— Разве это не прекрасно?
— Что именно, мисс?
Было решено, что он будет обращаться к ней «мисс». Мастерс не мог заставить себя называть ее Джинни и всегда спотыкался, пытаясь использовать фамилию ее мужа.
— Вот это, — объяснила Вирджиния, кивая в сторону дома и набирая воздух в легкие. — Я никогда не бывала внутри поместья раньше. Нам с Томом приходится тратить все на содержание Телфорда, хотя там уже нет ни ферм, ни большей части парка. Думаю, сэру Генри это тоже обходится недешево. — Она снова вздохнула с восторгом. — Но разве результат того не стоит?
Мастерс с достоинством вышел из машины, захлопнул дверцу и подошел к другой стороне, чтобы помочь выйти Вирджинии.
— Нет, мисс, — сурово сказал он. — Если хотите знать мое искреннее мнение, результат того не стоит.
— Почему?
— В Англии сейчас другой порядок вещей, мисс. Другой и гораздо лучший.
— Но, мистер Мастерс…
— Простите, мисс, но вы американка. Вы не понимаете ситуации в Англии.
Десятью годами ранее восемнадцатилетняя Вирджиния Брейс, тогда Вирджиния Харви, водила карету скорой помощи во время бомбардировок Лондона. Как и пять с лишним тысяч ее соотечественников, она отказалась покинуть Англию, когда покойный Корделл Халл[4] с упорством фанатика пытался забрать оттуда американцев.
Разумеется, именно тогда Вирджиния встретила девятого виконта Брейса, рядового Даремского полка. Возможно, вдыхая ароматы травы или деревьев и наблюдая, как окна Крэнли-Корт золотит послеполуденное солнце, она вспоминала давние страшные ночи, когда тарахтение зениток перемежалось разрывами бомб, а жизнь проносилась мимо под аккомпанемент сирены ее автомобиля.
Но Вирджиния не видела причин об этом упоминать.
— Вероятно, вы правы, — вздохнула она. — Знаете, мистер Мастерс, иногда вы говорите точь-в-точь как мой отец!
— Значит, ваш отец разумный человек, мисс.
— Разумный! — подтвердила Вирджиния с неожиданной для подобного комментария страстью. — Высокоинтеллектуальный и начитанный! Поэтому я хотела бы…
— Хотели бы что?
Помнила об этом Вирджиния или нет, но одним из самых дорогих ее сокровищ, теперь хранящимся в шкатулке сандалового дерева вместе с пачкой любовных писем Тома, была телеграмма, полученная в те кошмарные дни бомбардировок. Прибывшая среди потока других посланий от матери, пяти тетей и двух дядей, уговаривавших ее не быть дурой и не вмешиваться в чужую драку, эта телеграмма заставила ее сердце сжаться так сильно, как оно больше не сжималось ни разу — за исключением того дня, когда Том сделал ей предложение.
«ДЕРЖИСЬ, МАЛЫШКА. ЕСЛИ УДЕРЕШЬ, Я ОТКАЖУСЬ ОТ ТЕБЯ. СТАРИК».
К сожалению, это был обман. Конгрессмен Уильям Т. Харви никогда не посылал такой телеграммы — по крайней мере, клялся, что не посылал. Его мнение о Великобритании, чей народ желал сохранять и поддерживать монархию, счел бы суровым даже полковник Мак-Кормик.[5]
Как выяснилось, телеграмма была делом рук романтически настроенной секретарши конгрессмена Харви. Но она могла быть и подлинной.
Мечтающая у парадной двери зловещего логова Г. М., Вирджиния внезапно осознала, что старший инспектор Мастерс читает ей суровую проповедь об устранении социальных несправедливостей.
— …Поэтому вы видите, мисс, что все меняется. Возьмите, к примеру, самого сэра Генри! Он изменился до неузнаваемости.
Здесь Мастерс заметил, что «карманная Венера» выглядит удивленной и даже испуганной.
— Неужели?
— Да, мисс! — Мастерс прочистил горло. — Очевидно, мистер Фостер многое рассказал вам о сэре Генри. Возможно, он рассказал, как старик однажды разрушил аркаду развлечений на Чаринг-Кросс-роуд и так допекал шотландского учителя игры в гольф, что тот едва не угодил в сумасшедший дом?
— О да!
— Ну, мисс, — по-отечески успокоил ее Мастерс, — теперь вам нечего его бояться. Он стал совсем другим.
— Какой ужас!
— Вы имеете в виду разрушение аркады развлечений? Скверная история. Он мог бы предстать перед судьей, если бы я не уладил дело.
— Нет, я имела в виду…
— Большая часть того, что он называл своей извращенностью, исчезла. Он образумился. Если я не становлюсь моложе, можете быть уверены, что сэр Генри постарел куда сильнее. А откуда я это знаю? — задал Мастерс чисто риторический вопрос. — Потому что, как я говорил вам, он мирно живет в деревне, вероятно собирая марки, керамику или предаваясь другим стариковским занятиям, и о нем давно ничего не слышно.
— Ну-у… — с сомнением протянула Вирджиния.
Развязав цветную косынку и тряхнув пышными каштановыми волосами, она снова печально вздохнула и посмотрела на парадную дверь, в дубовый косяк которой была вставлена кнопка современного звонка.
— Но ведь мы здесь, чтобы повидать его, не так ли? — спросила Вирджиния. — Вместо того чтобы рассуждать о социальных несправедливостях, переменах в сэре Генри и других неприят… других вещах, почему бы нам просто не позвонить?
— Разумеется, мисс!
Мастерс нажал кнопку и повернулся.
— И кто бы ни ответил на звонок, — сказал он, — это не будет дворецкий.
— Вы уверены?
— Дворецкие — символ дурных прежних дней! — Лицо Мастерса помрачнело. — Помню одного тина
