Вулкан звал Анаид. Девушка вздрогнула и потрогала кошелек с монетами.
Не выпуская Жезла из рук, Сармука сняла свое прекрасное ожерелье и надела его на шею Анаид.
— Да защитит тебя Мать-Медведица!
Прежде чем совершить последний в своей короткой жизни шаг, взволнованная Анаид обняла молочную сестру и прошептала ей на ухо:
— Ты будешь нашей королевой. Ты будешь мудро править омниорами с помощью Жезла нашей Великой Праматери Оры.
Со слезами на глазах девушки отпрянули друг от друга.
— Жаль, что я не смогла узнать тебя лучше, — пробормотала Сармука. — Но я рада тому, что мне посчастливилось выполнить свое обещание.
Анаид обуревали похожие мысли. Она тоже должна была выполнить свое обещание и принести себя в жертву мертвым.
Девушка уже набралась храбрости и приготовилась броситься в дымящееся жерло вулкана, когда Сармука сорвала с ее с шеи кошелек с монетами и с Жезлом Власти в руке бросилась в кратер. За ней прыгнул ее верный пес.
Миг спустя Сармука и Тео исчезли в облаке сернистых газов, под которыми клокотала кипящая лава.
Ослепленная ужасом Анаид хотела последовать за ними, но ее удержала рука матери.
В долине Мипулько, в своей пещере у горы Истаксиуатль, слепая Катлика закурила трубку. Сейчас ей не требовалось зрение. Она и так знала, что Попокатепетль сыт.
Carpe diem!
Анаид кашляла и чихала, задыхаясь от удушливых выхлопных газов на запруженных автомобилями улицах Нью-Йорка.
— Ты уверена, что это здесь? — спросила она лихорадочно озиравшуюся по сторонам Дацилию.
— Она написала, что будет ждать меня на Манхэттене, на углу, напротив ларька с кока-колой!
Крепко державший Анаид за руку Рок, ткнул пальцем в ларек с прохладительными напитками, но на углу не было видно ни одной матери, с нетерпением ждущей своего ребенка. Там лишь прохаживалась какая-то молодая женщина в мини-юбке и туфлях на невероятно высоких каблуках. К запястью у нее был подвешен хрустальный шар, под мышкой она сжимала тряпичную куклу, а с ее плеча свисала дешевая сумка, из которой торчали леденцы на палочках и безделушки. Женщина посасывала леденец и с заговорщическим видом показывала его всем детишкам, проходившим мимо нее в сопровождении взрослых.
Взволнованная Дацилия осторожно подошла к незнакомке и робко спросила:
— Мама? Это ты?
Женщина как вкопанная застыла на месте и принялась с разинутым ртом разглядывать Дацилию, которая была почти с нее ростом.
— Не может быть! — воскликнула она, наконец. — Ты правда Дацилия?!
И вместо того чтобы обнять дочь, отшатнулась от нее и схватилась за сердце, а Дацилии ужасно захотелось провалиться сквозь землю.
Неужели сейчас от нее отречется родная мать?!
— Это я, мама! — дрожащим голоском пропищала девушка.
— Вот это да! — всплеснула руками женщина так, что тряпичная кукла улетела на проезжую часть. — А я-то думала, ты еще совсем ребенок!
Дацилия смутилась, и Анаид чуть было не бросилась ей на помощь, но Рок ее удержал. К чему встревать в разговор матери и дочери?!
Стоявшая в отдалении Клаудия сфотографировала на мобильник трогательную сцену: мать Дацилии осторожно потрогала худую руку дочери, а потом провела по ней пальцами и коснулась ее бархатистой щеки.
— Какая ты высокая! Я и думать не думала, что ты у меня такая красавица! Нет, я сплю, и все это мне только снится. Ущипни меня поскорей, Дацилия, золотко! Какая же ты лапочка! Обними меня поскорей, моя рыбка!
Дацилия действительно беззвучно разевала рот, словно вытащенная из воды рыба. Она судорожно пыталась придумать, что бы сказать матери, но ей ничего не приходило в голову. К счастью, мать Дацилии тараторила за двоих:
— Ой, да что же это я стою, как дура! Иди сюда! Дай я обниму тебя и поцелую. Я столько лет ждала этого дня. Иди к мамочке, не бойся. Я не кусаюсь.
Дацилия и ее мать крепко сжали друг друга в объятиях, и Анаид невольно подумала о том, как они похожи, — обе открытые, непосредственные, одинаково жутко одетые… У них явно было много общего.
Клаудия уже сделала множество снимков, когда внезапно зазвонил ее мобильник.
— Мауро? Это ты? — подмигнув Року и Анаид, спросила девушка.
— Где ты? — раздался в трубке голос Мауро.
— В Нью-Йорке! Знаешь, свадебные торжества, наконец, закончились, и я скоро вернусь.
— Совсем скоро?
— Ну да! Грей мне кроватку! Скоро я в ней окажусь.
— Э… Видишь ли… Боюсь, что ты не влезешь.
— Ты что, спишь на раскладушке?
— Нет, но втроем мы все равно не поместимся.
— Что значит — втроем?! — заверещала в трубку Клаудия. — Ты что, считать разучился?! Ты и я — это двое!
— А с Джулией — трое!
— С Джулией?! — позеленела от ярости Клаудия. — С моей лучшей подругой Джулией, которую я попросила за тобой присматривать, пока меня не будет!
— Ну да! Она так хорошо за мной присматривала, что теперь — моя невеста.
— Чего-чего? — поперхнулась Клаудия, хотя все прекрасно расслышала.
— Джулия теперь моя невеста.
— Ах, мерзавка! Разлучница! — разбушевалась Клаудия. — Ну и скажи на милость, чем эта Джулия лучше меня? Что она такого умеет делать?!
— У нее отлично выходит меня утешать. Она утешала меня, утешала, а потом мы очутились в кровати…
— Эх ты! Не мог меня немножко подождать!
— Ничего себе — немножко! Я ждал тебя все лето!
— Но ты же сам хотел помучиться! — настаивала, скорее раздосадованная, чем расстроенная, Клаудия.
— Да. И я хотел сказать тебе за это большое спасибо. Я ужасно мучался, ужасно. Никогда я еще не получал такого удовольствия, но дело в том, что…
— С меня довольно! — взвизгнула Клаудия и выключила мобильник.
Анаид бросилась к подруге, чтобы обнять ее и утешить, но та сверкнула глазами и заявила:
— Стой! Не подходи! Сочувствие меня унижает! Терпеть не могу, когда меня жалеют…
— Но…
— Никаких — но! Терпеть не могу, когда меня жалеют счастливые подруги, у которых есть женихи!
