не надо от ликвидации отвлекаться.
Да и народишко-то местный с самой лучшей стороны себя показал. Старых начальничков гранатой извели, новых не назначили – некому же назначать-то! А народ и без начальников справляется. Хлеб выпекается, трамваи ходят, старики на лавочках у подъездов сидят и молодежь костерят. Оказывается, не так уж Медвепут-то и нужен был! Это врали все про народ-то наш, что он начальников любит. Народ наш, оказывается, вполне себе анархический и самостоятельный. Нет начальников – и не надо, ликвидаторы есть – и слава Шойге! Уже и этого довольно, проживем! А Шойга – какой же он начальник?! Он не начальник, он ли-кви-да-тор. Понимаете разницу? Ну, если очень хочется в кабинете его портрет повесить – то не запрещено это. Вешайте на здоровье.
А лет через десять – и нацболы выросли, перебесились, семьями обзавелись и взрывать пореже стали, и Шойга подустал, пореже стал ликвидировать, и жизнь как-то сама собой стала налаживаться. А как деньги запретили кому попало печатать, то и вообще малина настала. Оказалось, что и при чрезвычайке жить можно. А если ты сам ликвидатор – то и хорошо жить можно. Начальника над тобой больше нет, свобода! Это у пиндосов с их обвалившимся потолком одна дурацкая свобода слова, а у нас теперь – свобода чего угодно. И слова, и дела. Остепенившиеся бывшие нацболы первыми свои дела обделали – пооткрывали Управления Чего Душе Угодно. Все есть, на выбор – Управление Печати и Управление Политики, Управление Здоровья и Управление Благосостояния, Управление Образования и Управление Защиты Государства. И еще штук двадцать других. И Шойга их больше не ликвидирует, а наоборот – поддерживает.
– Пред-д-датель! – сказала Крыса, и плюнула. Хорошо плюнула, далеко. Случись в том месте предатель Шойга – непременно попала бы.
– И вы, значит, против всего этого боретесь? – уточнил Серёга.
– И ты теперь тоже. Не забыл еще? – съязвила Крыс.
Серёга помотал головой. Может, в смысле – нет, не забыл, а, может, и просто прогоняя из головы остатки страшной сказки. Медвепут и Кащей-Шойга. Каково это, однажды обнаружить, что живешь в сказке? И что тебе надо сражаться с Кащеем, а ты даже драться не умеешь? А вот так вот оно.
– А иначе нельзя? Без борьбы? – спросил он.
– Нельзя, – отрезала Крыса и встала. – Иначе прокиснешь на месте.
Прокисать Серёге не хотелось. Хотелось быть с Крысой, хотелось, чтобы Крыса сняла штаны, хотелось бороться, хотелось обнять Крысу покрепче, и очень, очень хотелось победить. Стать настоящим анархистом. Как именно побеждают, Серёга представлял плохо, но надеялся справиться.
– И мы победим! – воскликнула Крыса, раскинув руки и подставляя лицо солнцу. Волосы у нее под мышками были рыжие. – Свободу народу!
– Свободу! Народам свободам! – ответно заорал Серёга, подбрасывая в воздух Крысин ботинок, отчего тот едва не улетел с крыши долой. – Смерть нацболам!
Крыса обернулась и внимательно посмотрела на Серёгу. Серёга внимательно посмотрел на ее грудь.
– Мы победим, – сказала Крыса с какой-то странной интонацией. – Мы победим. Ты идешь и в твоих глазах солнце…
Тут Серёга сообразил, что Крыса поет песню.
Крыса тряхнула головой и волосы упали ей на лицо. Она сгорбилась и прижала ладони к вискам.
Тут Крыса притопнула пяткой и погрозила небесам кулаком.
