повстречаться с императором Яакфодахом. Но Акфуб даже не предполагал цели ее миссии. Это не слишком волновало Каджи. Ему оказалось достаточно того, что Тьюра солгала ему. Без ответа остался вопрос: была ли она другом Каджи или врагом?
Правда, она помогла воину выздороветь, чего никогда бы не сделал враг. Но что касается мотивов ее поступков, то всему причиной могло оказаться неопределенное чувство долга перед юношей из-за того, что она в какой-то степени была виновата в том, что цыгане предательским ударом ранили Каджи.
Но не была ли она послана для того, чтобы установить альянс между таинственными Белыми Ведьмами западного Заромеша и Троном Дракона? Или она собиралась выставить Шамада самозванцем? Девушка сказала Каджи, что собиралась разоблачить самозванца и уничтожить его, но юноша больше не верил ничему из того, о чем рассказывала Тьюра, в особенности о том, что она принцесса из Дома Турмалин.
Одна открывшаяся ложь бросала тень на все, о чем говорила девушка.
Каджи целый день ехал, хмурясь от неприятных мыслей. Его мысли смешались от противоположных эмоций. Если даже они встретятся снова, будут ли они врагами или союзниками?
Глава 7
Город Джа Чэнса
Пришло лето, а они все еще ехали по дороге через таинственные и малоизвестные восточные королевства.
Золотой Кхор остался далеко позади, а равнины кочевников Козанга лежали и того дальше. Каджи чувствовал себя одиноким и потерянным посреди неведомого мира, в то время как равнины, которые были ему домом, потерялись в дальней дали.
Теперь Красный Ястреб путешествовал среди людей странных и непонятных ему: людей маленького роста с желтыми лицами, раскосыми глазами и бритыми головами. Они ездили на косматых лошадках с заплетенными гривами, носили фантастические доспехи из лакированной и позолоченной кожи, а также конические шлемы из полированной меди. Они говорили на странном языке и поклонялись таинственным богам. Находясь среди них в таинственных, сверхъестественных землях далекого Востока, он чувствовал себя совершенным чужаком.
Акфуб по-прежнему сопровождал юношу. Днями и ночами ехали они с караваном купца Яакфуюла. Волшебник терпеливо учил юношу трудному восточному языку. Между ним и языком Запада существовала огромная разница, но Каджи выучил достаточно, чтобы, по меньшей мере, поддерживать несложный разговор с людьми, окружавшими его.
Каджи странно было ощущать себя иностранцем, так как всю свою жизнь он провел среди людей, которые говорили только на одном языке. Юноша чувствовал себя потерянным и заброшенным в другой конец мира, который оказался намного обширнее, чем считал Каджи. И среди этих бескрайних лиг он был всего лишь маленьким пятнышком на огромной, неисследованной карте. И все, что его вело — важная миссия, возвращение попранной чести своего клана казалась незначительной чепухой. Каджи должен был постоянно напоминать себе важность своего поручения. Но истина состояла в том, что молодой варвар очутился в мире, где никогда не слышали о кочевниках Чаууима Козанга и о святом Топоре Фом-Ра…
Переполненный ощущением собственной чужеродности, Каджи въехал в столичный город некогда великой орды.
Чемедис оказался огромным. Однако, с другой стороны, он являл своим видом свидетельство столь же развитой и великой культуры, что и Кхор, потому что все это имперское великолепие сохранилось только в одном конце бывшей столицы.
Старый город был построен из красного камня, а здания, возведенные из других строительных материалов, — покрыты красной штукатуркой. Они казались огромными и перенаселенными, едва ли не маленькими самодостаточными городами. Каждое из зданий украшали собственные шпили и минареты, натыканные так густо, что среди них можно было заблудиться, словно в лесу. Стены Чемедиса тоже оказались необычными, такими толстыми, что внутри них располагались дома, со стойлами, складами, бараками и кухнями.
Архитектура сбивала с толку многообразием: огромные сонные лица из камня взирали с восьмиугольных башен; драконообразные создания свивали сложные кольца над порталами и арками; многорукие и бородатые боги толпились над мощеными улицами; выстроившись согласно старшинству, застыли резные каменные идолы пантеонов столь же бесчисленных, как население и династии восточных королевств.
Несмотря на свои размеры и великолепие, город наполовину лежал в руинах. Вся южная часть его прогнила, от особняков, достойных королей, остались одни стены, огромные искривленные деревья росли посреди неухоженных улиц, по которым маршировала орда, завоевавшая полмира. Некогда высокоразвитые городские жители деградировали, превратившись в дикарей. Они сидели на корточках на порогах грязных лачуг, построенных на обломках дворцов, возведенных их предками. Черный дым костров, на которых готовили пищу, поднимался над рваными тентами, голые желтокожие дети бегали по мощеной мостовой, которая за столетия покрылась толстым слоем грязи. От многих статуй остались лишь фрагменты. Когда-то давно по городу прошлось пламя, но даже сейчас на стенах нетленного мрамора можно было заметить его следы.
Посреди огромного метрополиса возвышался Дворец Солнца — резиденция Джа Чэнса. Дворец казался карликом по сравнению с другими постройками некогда великолепного города, но он до сих пор боролся со столетиями разложения и упадка. Целое крыло необычного дворца обвалилось под напором времени. Когда-то возле него был разбит безукоризненный сад, теперь превратившийся в непроходимый лес, почти в джунгли. Каджи и Акфуб въехали во Дворец Солнца через огромный портал и оказались в зале, таком огромном, что невозможно было разглядеть крышу над головой. Нищие и шаманы ютились в этом зале, кроме того, Каджи заметил альковы, из которых исходил запах уборных и усыпальниц. Там ныне сделали стойла для неряшливых лошадок. Скрюченные старухи сидели под грязными тентами, сделанными из некогда великолепных гобеленов. Черный дым лагерных костров поднимался тут и там посреди бескрайнего, колоссального зала, добавляя сажи на колонны и архитравы, за столетия почерневшие от копоти. Грязь и запустение были неописуемыми, шум и беспорядок — чудовищными, а вонь не поддавалась описанию.
Джа Чэнс оказался жирным и хихикающим уродом, раскрашенным, словно шлюха, и увешенным сверкающими драгоценностями. Он, словно огромная жаба, восседал на вершине возвышения, драпированного бесценными коврами, на куче подушек, под золотым балдахином. Когда-то этот балдахин сверкал, словно солнце. Теперь он был грязным, штопаным.
Джа Чэнс едва заметил вновь прибывших и рассеянно кивнул, когда Яакфуюл поставил корзину, наполненную серебром, на самую нижнюю ступень возвышения. Толстыми, грязными пальцами, унизанными драгоценностями, монарх перебирал кусочки сладкой пастилы, лежащие в погнутой платиновой вазе, то и дело забрасывая тот или иной кусочек в рот одного из нескольких прекрасных маленьких голых мальчиков, которые стояли или сидели на корточках вокруг его насеста. Как один мальчики-наложники хихикали и пускали слюну, слизывая сладкую пасту с толстых рук правителя. Каджи с отвращением отвернулся… пытаясь забыть тошнотворную грязь и вольность нравов этого двора.
Каджи покинул обитель жабоподобного Джа Чэнса и с радостью выбрался из здания на свежий воздух, окунулся в поток солнечного света. Он высоко задирал голову и торжество читалось в его взгляде.
Темное время закончилось. Полные забот беспокойные дни, ночи сомнений и мук, тайн и головоломных загадок остались позади. Все тайны рассеялись. Тень, которая так долго висела над Каджи, туманное чувство цели — все это сейчас растаяло, как болотный туман, под лучами восходящего солнца.
