старик окончательно отказался говорить на эту тему. Каджи пришлось отложить все дальнейшие расспросы на потом, прибавив эту загадку к тем тайнам, которые ему еще предстоит раскрыть.
Каджи болел еще два месяца. Его улыбка стала более мрачной. Теперь, скорее всего, ему никогда не найти Шамада. В мире были десятки тысяч мест, где мог прятаться самозванец. Так что если даже миссия Каджи и не стала невыполнимой, теперь ее исполнение отодвинулось в невообразимое будущее…
Зима подходила к концу, и когда Каджи позволили выбраться из пещеры, он увидел первые признаки приближающейся весны. Скрюченные старые деревья и сухие черные кусты росли у входа в укромную, маленькую пещеру… На их ветвях вили гнезда маленькие ярко-зеленые птички. Во все стороны простирались невысокие, округлые, древние холмы, покрытые медленно тающим, грязным снегом. Там, где сошел снег, из голой, грубой земли пробивались первые робкие травинки. Серое, низкое небо сменила чистая синева, порывистый ветер нес запах свежей травы и нагретой почвы.
Чуть дальше к востоку располагался город, и путники собирались поехать туда, когда Каджи окрепнет настолько, что сможет держаться в седле. Перезимовали они в пещере. Акфуб и Тьюра ходили на охоту, а серый волк Базан, продемонстрировал, что он — лучший охотник. Тем не менее зима прошла.
Теперь Каджи каждый день упражнялся. Он восстал из тьмы долгого сна бледным, слабым как ребенок, но недели упражнений на свежем воздухе вернули ему мышечный объем, укрепили ослабшую мускулатуру, и тело его вновь приобрело бронзовый оттенок.
К тому же юноша и девушка все внимательнее относились друг к другу. Их взгляды часто встречались. Они много времени проводили вместе, хотя никогда не говорили о чувствах, зарождающиеся между ними. Каджи не имел опыта общения с девушками. Тьюру можно было считать первой женщиной, с которой он мог говорить на любые темы, после смерти матери, случившейся давным-давно. За это время Тьюра значительно повеселела и смеялась вместе с Каджи. Лицо ее больше не было изможденным и печальным, появился румянец, скулы округлились. Хотя порой она казалась печальной, унылой, одинокой и даже грубой. Казалось, Тьюра ожидала каких-то действий Каджи — слова, взгляда, прикосновения, которое могло бы выказать его чувство. Но юноша ничего подобного не делал, и временами девушка казалась обиженной отсутствием внимания со стороны юноши.
Сначала Каджи не понимал, что происходит. Перемены настроений Тьюры сбивали его с толку, он злился, что девушка часто бывала с ним молчалива. Он хотел, чтобы она всегда смеялась, всегда была веселой и счастливой. Когда же ему стало ясно, что она ожидает, чтобы инициатива исходила от него, он почувствовал себя еще счастливее. Не то чтобы Тьюра не подталкивала его к этому. Но юноша дал клятву совершить священную миссию и принес обет целомудрия. Равнодушие Каджи и, возможно, сверхстрогость к себе означали, что данный обет запрещал любые жесты или разговоры о любви. Ему казалось, что нет большой разницы между актом любви и нежным жестом или словами.
Он удивлялся, как Тьюра не поймет этого, потому что был уверен: девушка знает, что он обязан восстановить святую честь своего народа и до тех пор не может распоряжаться собой. Он был связан клятвой и обетом. Так почему же упрямая девчонка не обращает на это внимания, и мгновение мечтательно глядя на него, грубо говорит с ним в следующий миг?
Каджи начал обижаться, а потом и злиться на Тьюру. Он тоже начал позволять себе время от времени говорить на повышенных тонах. Старый Акфуб лишь уныло вздыхал, видя растущую стену отчуждения и непонимания между молодыми людьми и печалясь, что юноша так сильно раним. «Лучше быть старым и находиться подальше от бурь и фурий», — думал он.
Но мудрость колдуна не могла помочь Каджи и Тьюре. У старика были свои причины для молчания. Он подозревал одну ужасную правду относительно девушки, но не собирался разглашать свой секрет. С другой стороны, старик мог ошибаться.
Как-то утром, когда Каджи и Акфуб проснулись, выяснилось, что Тьюра исчезла.
Глава 4
Эмбар
Должно быть, Тьюра поднялась до зари, оседлала своего серого скакуна, сложила свою одежду, оружие, провизию и ускакала. А огромный волк равнин следовал за ней, как тень. Она не оставила ни послания, ни объяснения.
Каджи хмурился и молчал. К этому времени он почти восстановил силы и недвусмысленно решил, что пора отправляться в город Эмбар, лежавший неподалеку. Хотя до того как Тьюра уехала, они так и не решили, то ли продолжать ехать на восток, как и несколько месяцев назад, то ли попытаться поискать в округе, надеясь наткнуться на какие-то следы Шамада.
Старый колдун не спрашивал, почему преследователи так ничего и не решили. Он считал, что пещера хранит слишком много воспоминаний о Тьюре, и неважно куда ехать, лишь бы юноша оказался подальше. Поэтому старик и молодой кочевник отправились на восток по великой Чемедисской дороге. Над ними раскинулось чистое небо, и вокруг все цвело, попав под волшебную власть весны.
Эмбар оказался скоплением грязных хижин и зловонных улочек. Здесь полным-полно было развалюх — домов с упавшими стенами, а посреди города раскинулись съеденные временем руины гигантской цитадели. Некогда тут располагался форпост гигантской Орды, завоевавшей полмира, но это происходило многие века назад, когда Чемедис — Город Королей был еще молодым, богатым и могущественным. Путешественники знали, что эти времена давным-давно миновали, и хотя остатки Чемедисской орды обитали в полуразрушенном, полупустом метрополисе — Чемедисе, лежащем в многих лигах к востоку, эта часть древней империи с годами пришла в упадок.
Путники нашли в Эмбаре постоялый двор, где они смогли остановиться и дать отдохнуть лошадям. Однако, несмотря на подробные расспросы, никто ничего не знал о путешественниках, которые проехали тут в начале зимы. Юноша и колдун задержались с отъездом. Каджи ходил угрюмым и печальным, Акфуб — унылым. Оба они никак не могли решить, что же делать дальше. А потом случилось непредвиденное.
Конечно, торговые караваны до сих пор использовали великую Чемедисскую дорогу. Великий путь пересекал почти весь континент, и почти год занимало путешествие от молодых королевств Запада к древним, полуразложившимся империям Востока. Не существовало пути лучше, чем мощеная дорога, проложенная в золотые дни первой и самой могущественной орды Джа Чэнса.
Некоторые караванщики напоминали Акфуба. У них были желтая кожа, черные косы и раскосые глаза. Долгими вечерами на постоялом дворе старый колдун разговаривал с местными жителями, и однажды вечером он пришел к Каджи, дрожа от волнения.
— Тут рассказывали одну странную историю, которая одному незаметному человечку показалась очень интересной, — выпалил он на одном дыхании. Его раскосые глаза блестели от скрытой радости. Каджи попросил его рассказать подробнее.
История оказалась туманной, и смысл ее то и дело ускользал от варвара, но в ней упоминалось то, от чего глаза Каджи вспыхнули. Далеко на востоке, где живут ослабевшие и безвольные потомки завоевавших землю в древности Джа Чэнсов, материализовалось таинственное, неизвестное ранее существо. Оно быстро обрело невероятное влияние. Никто не знает ни историю Безымянного, ни того, из какого дальнего уголка мира явился Гаизанд, но он утверждает, что он — мессия, явившийся для того, чтобы пробудить слабую, апатичную и разложившуюся орду, повести их к золотым дням великих созиданий.
Старые чемедисские пророки век за веком нашептывали о том, что придет мессия — Пророк в Маске, который вновь поднимет воинов и поведет потомков Джа Чэнса на завоевания трона. А Камон-Фаа, Бог братства Наездников, даст им магическую силу. А теперь пророчество сбылось!
— И когда же этот Пророк в Маске появился в Чемедисе? — нахмурившись, спросил Каджи.
Акфуб ответил, и юноша-воин быстро подсчитал. Время появления мессии примерно совпадало с тем временем, когда Шамад должен был бы появиться в Чемедисе, если, конечно, он все время быстро ехал на восток, а не повернул назад к Кхору. Мудрый авантюрист, потеряв один трон, наверняка, попытался бы занять другой.
— Подозреваю, что это именно он, — пробормотал юноша. — Но есть ли, кроме совпадения времени, еще какая-то причина подозревать в Пророке в Маске Шамада?
