цыгане подбирались все ближе, беря путников в кольцо. — Говори! Ты мне ничего не должен, и если дальше станешь сопровождать девушку, я не буду иметь ничего против…
— Этот нижайший, молодой господин, считает… Ай! Осторожно!
Каджи так и не узнал, что же хотел сказать ему тощий старый колдун, потому что в следующую секунду, чьи-то крепкие руки схватили его и дернули из седла. Конь Каджи заржал и встал на дыбы. Видимо, Раказ увидел, что толстый, звонкий кошель золота вот-вот покинет лагерь и вместе с владельцем исчезнет на просторах великих равнин, и тогда предводитель цыган решил применить силу. Каджи был не в том настроении, чтобы спускать подобные трюки. Качнувшись и наполовину вылетев из седла, Каджи заехал каблуком в лицо одного из смуглых ухмыляющихся грабителей. Затрещали и захрустели зубы, и цыган повалился, крича и выплевывая на снег кровь и осколки кости.
Отсветы костра блеснули на полированной стали, и Каджи почувствовал удар в спину. Удар был не сильным, но плечи и руки варвара онемели. Мир перед глазами Каджи закрутился, и земля быстро полетела навстречу. Шум борьбы стих, так, словно она происходила где-то далеко-далеко. Невероятно тяжелой рукой юноша попытался нащупать что-то у себя за спиной. А когда поднес руку к глазам, пальцы оказались испачканы кровью.
Потом Каджи услышал, как завопил Акфуб и закричала Тьюра. В глазах у него потемнело, и он почувствовал, что падает на землю.
Глава 7
Сверкающие мечи
Должно быть, Каджи оставался без сознания всего несколько секунд. Он так и не понял, что привело его в чувство, хотя, скорее всего, это была боль. Никогда раньше он не чувствовал такой боли… Красная, кровавая, разрывающая тело боль, сводящая конвульсией тело при каждом вдохе. От нее он задыхался, от нее звенело в ушах, от нее он пришел в себя.
Каджи лежал лицом в грязном, утоптанном снегу и его спина и плечо были в огне. По крайней мере, ему так казалось. Быстро двигающиеся тени мельтешили между ним и ревущим костром в центре лагеря. На мгновение он залюбовался их странным, неуклюжим танцем. Потом он разглядел, что это сражающиеся, услышал рычание и фырканье волка, человеческие крики, высокие и пронзительные женские вопли. В следующий миг он услышал, как Тьюра отчаянно что-то прокричала, и тогда Каджи попытался встать на ноги. Не обращая внимания на боль, он помог себе руками, цепляясь за ногу, а потом за узду своего коня, который стоял рядом, как щитом, защищая хозяина от возможного нападения.
Акфуб и Тьюра стояли спина к спине в кругу ворчащих цыган. Девушка великолепно орудовала клинком. Стальная рапира сверкала в свете костра. Когда Каджи открылось это зрелище, девушка как раз выпустила кишки одному из грабителей, и отразила удар сабли, так что сталь зазвенела о сталь.
Колдун сражался с врагами тем же способом, как и с волками. Сверкающие лучи фиолетового огня вырывались из его сплетенных пальцев. Робкий старый колдун был бледен и дрожал от страха, но сражался, словно разъяренный демон, когда это было необходимо. Когда Каджи протер глаза, зрение окончательно вернулось к нему, и он увидел, как одного из злодеев-цыган охватили языки пламени, он завопил и закачался.
Но истинным героем схватки оказался Базан. Огромный волк носился среди цыган, словно чудовище с горящими глазами, вырвавшееся из девятого круга ада. Его дикие челюсти ломали кости и рвали человеческую плоть, заливая кровью утоптанный снег. С каждым звонким щелчком его челюстей умирал человек, а волк убивал снова и снова.
Медленным движением Каджи вытащил из-под плаща боевой топор, пошатнулся и шагнул в толпу грабителей. Онемела спина. Снова навалилась боль. Но в этот раз она была не такой сильной, чтобы юноша вновь лишился сознания. Спутники Каджи оказались в опасности, и юноша должен был сражаться. Если даже он умрет, то погибнет в бою с оружием в руках и будет счастлив, потому что так должен уходить из жизни воин Козанга.
Где-то глубоко внутри Каджи нашел силы поднять тяжелый топор, а потом он начал неторопливо, беспощадно и неумолимо рубить врагов. Так воины Козанга сражались на заре времен, собрав все силы и превратившись в машину смерти. Он, шатаясь, врезался в толпу цыган, которые стояли к нему спиной, и огромная свистящая коса топора одним взмахом унесла жизни пятерых, прежде чем цыгане поняли, что происходит.
Акфуб удивленно воскликнул, увидев Каджи на ногах, и Тьюра с удивлением уставилась на бледное лицо молодого кочевника, который, как она считала, был мертв.
Каджи не мог шагнуть вперед, так как боялся упасть. Он встал, расставив пошире ноги, вновь с трудом поднял тяжелый топор и обрушил сверкающую сталь на цыган, которые повернулись к нему, готовые напасть на нового противника. Видимо, они не знали, что сабли, длинные кинжалы и щиты из ивовых прутьев не могут выстоять против ужасного удара топора кочевника Козанга. Но они узнали об этом очень быстро. Мечи ломались, а кинжалы разлетались на куски при ударе могучего топора. Щиты разваливались, а люди, пытавшиеся с помощью их защититься, повалились с ног с разрубленными и вывихнутыми руками, сломанными ребрами. Никто их них не мог отразить удар Топора Фом-Pa. Цыгане умирали словно мухи.
Кузнец Небес выплавил, совершил обряд очищения и закалил клинок древнего топора, и не было в мире ничего похожего. Металл для клинка взяли у упавшей звезды. Принц Войны из Богов вложил это великолепное и священное оружие в руки основателей народа Каджи, Козангу из Чауа. Божественная кровь древнего героя текла в венах Каджи. И во время схватки, в красном тумане, сражаясь с черными тенями, которые сгущались перед его взором и пытались утянуть его вниз в долгий сон, из которого не было пробуждения, он нараспев выкрикивал звонкие строки древнего эпоса о воинах своего рода.
Если бы братья-кочевники увидели его в этот час, они бы стали гордиться им. Цыгане расступались перед Каджи, словно мороз перед весенней зарей. Несколько раз Каджи приходилось поворачиваться, потому что грабители пытались зайти ему за спину. Наконец они сгрудились у него за спиной, улюлюкая, завывая и фыркая, словно дворняги, пытающиеся завалить королевского оленя. Ноги Каджи почти не двигались, он больше не чувствовал их, и все же ему удалось развернуться, продолжая неторопливо размахивать ужасным, окровавленным топором. Если бы юноша сбился с ритма взмахов, то, вполне возможно, он не смог бы собрать достаточно сил, чтобы вновь замахнуться тяжелым топором. Несмотря на то, что он держался на ногах и сражался, он истекал кровью.
Вновь Каджи оказался лицом к лицу с врагами, но теперь костер пылал у него за спиной, и он увидел трусливый страх на рычащих лицах, однако в руках врагов сверкала отполированная как зеркало сталь. Снова и снова обрушивал он на цыган ужасные удары огромного топора, который рассекал тела людей, ничуть не замедляя движения.
Со свистом и звоном рассекая колючий холодный воздух, топор двигался, словно чудовищный маятник. Боевая песнь вырывалась из глотки Каджи, и он не слышал ничего, кроме нее и звона топора. Сердце юноши билось тяжело и медленно, так что его пульсации и все движения Каджи складывались в единый ритм — бой огромного барабана.
Потом зрение угасло. Темнота обступила его со всех сторон. Он даже не видел тех, кого убивал. Тьма, тьма, кругом тьма. И холод. Холод сонным одеялом навалился на его тело, поднимаясь с земли. В какой-то миг юноше показалось, что он стоит по колено во льду. Он больше не чувствовал ног, а руки напоминали две деревянные ветви. Лицо Каджи потемнело от напряжения, легкие горели, зубы скалились в злобной усмешке, словно у черепа. Однако он продолжал рубить врагов.
А потом кто-то ткнул его мечом в бок. Клинок вошел в тело медленно, проскочил под ребра, глубоко утонул в теле воина. Но Каджи не почувствовал боли, точно так же, как он не почувствовал потоки теплой крови, которые потекли по его животу и бедрам, словно из обрушившейся плотины. Однако вместе с кровью тело молодого кочевника покидали силы, словно вместе с кровью вытекали из ран. Топор Фом-Ра выскользнул из бесчувственных пальцев воина и, пролетев вперед, ударил в лицо одного из цыган, расколол череп и забрал жизнь еще одного врага. А Каджи и не подозревал об этом. Как подрубленный дуб, рухнул он на снег и больше не пошевелился.
