закутанный в необъятный халат кровавого цвета. В руках он крутил черную палочку. Губы его двигались, однако никаких слов не прозвучало. Его глаза закатились, лицо побледнело и стало влажным от пота. Волна дрожи прошла через его массивное тело, так, словно он оказался в плену какого-то сильного чувства. Каджи знал, что некромант концентрирует внимание, чтобы послать ментальный призыв и вызвать дух мертвого в землю живых из Королевства Смерти.
Зал замер. Все уставились на фигуру в красных одеждах. Ментальная сила некроманта казалась такой огромной, что приковала к его фигуре внимание всех находившихся в зале. Люди отставили выпивку, еду, перестали заниматься любовными играми и, не отводя взглядов, следили за огромным лысым колдуном.
Даже Пророк в Маске с неусыпным влиянием наблюдал за некромантом Арабалаком. Может, его коснулась ледяная длань предвидения? Может, какие-то сверхъестественные силы предупредили его о том, что должно случиться?
А тем временем внутри круга постепенно начала материализоваться тень. Вначале это были всего лишь усики дыма, но постепенно тень обрела форму, стала материальной, набрала вес и окончательно сформировалась.
Внутри круга стоял высокий, тощий мужчина с удлиненным черепом и запавшими глазами, одетый в сгнившие лохмотья савана.
Борода привидения оказалась длинной, клочковатой и неопрятной. Его лицо рассекли морщины, то ли от преклонного возраста, то ли от печали, но глаза под кустистыми бровями сверкали, словно холодные, черные звезды. Какие-то чувства сродни боли искривили его безгубый рот, превратив лицо в злобную гримасу. Тощие руки, напоминавшие руки скелета, были сложены на груди, которая вздымалась совершенно противоестественно.
Как только дух полностью обрел форму, некромант слегка расслабился. Он втянул воздух в легкие и выдохнул, рукавом алого халата вытер пот с бровей. Только после этого он взглянул на фигуру, неясно вырисовывающуюся посреди черного круга.
— Говори, призрак! Открой нам свое имя, — произнес колдун глубоким голосом.
Зал замер. Никто не в силах был ни пошевелиться, ни заговорить. Все затаили дыхание. Все взгляды были устремлены на тощую, ужасную фигуру мертвеца, стоящего внутри круга.
— Говори, я приказываю тебе! — повторил Арабалак. — Сколько лет прошло с тех пор, как ты умер? Как звали тебя, и каково было твое положение в обществе? Говори!
Наконец призрак ответил слабым, трепещущим голосом:
— Тысяча зим пронеслась над миром Гуизуида с тех пор, как я обитал среди живых, — медленно произнес мертвец. — Тысячу лет я блуждал среди холодных холмов, не найдя покоя в смерти, исполняя свой долг, моля о прощении Богов… Но сейчас другой крик готов вырваться из глубин моей души… Сильное желание отомстить одолевает меня! Конечно, мне нужно отомстить! Потому что среди живых есть тот, кто согрешил против меня, и грех этот много глубже и порочнее, чем может представить себе любой из смертных!
Арабалак подался вперед. Глаза его сверкали в свете свечей.
— Кто оскорбил тебя? Скажи, призрак! Кто ты такой, и кто тот человек, который совершил зло по отношению к тому, кто умер много поколений назад?
Призрак распрямил руки. Одна рука метнулась вперед, скользнув через облако дыма курительниц. Тощей, как голая кость, была эта рука, и сгнившие куски савана посыпались с рукава.
Костлявый палец призрака нацелился прямо на Пророка в Маске. Шамад сидел прямо. Он не мог двинуться, словно мертвец заморозил его. Руками в перчатках он так крепко сжал подлокотники кресла, что казалось, камень вот-вот треснет.
Голос призрака поднялся до неземного визга, переполненного яростью и ненавистью. Глаза его уставились на Пророка.
— Этот человек украл мое имя… — прокричал призрак. — Потому что я — Пророк в Маске из Камон- Фаа, умерший тысячу лет назад!
Глава 7
Огненный шар
Шамад вскочил на ноги, а за спиной у него появилась огромная синяя чешуйчатая фигура его чудовищного оруженосца. Змеиные глаза твари сверкали с холодной злобой.
На возвышении без движения застыл Джа Чэнс. Его румяное лицо, с избытком покрытое косметикой, превратилось в удивленную маску.
После слов призрака в зале повисла напряженная тишина. Но, вскочив на ноги, Шамад словно разрушил чары, которые сдерживали варварское собрание. Все разом заревели от ярости. С грохотом рухнули столы, со звоном мечи вылетели из ножен. В криках людей слышалась жажда крови.
Своим невольным рывком Шамад как бы признал истинность обвинения, которое бросил ему через весь зал мертвец.
Если бы он остался спокоен… Если бы он рассмеялся в ответ… Возможно, он убедил бы в лживости этого обвинения предводителей орды. Но то, как поспешно вскочил он со своего места, выдало его с головой. В один миг орда осознала, как сильно их обманули. Несмотря на внешний лоск цивилизации, воины взревели, возжелав крови самозванца. И в один миг они устремились к обманщику. Вино полилось на пол, образуя на каменном полу лужи, напоминающие алую кровь. Тарелки дымящегося мяса тоже полетели на пол, и разъяренные, ослепленные примитивной яростью воины растоптали пищу.
Джа Чэнс, восседавший на возвышении Трона Солнца, по-прежнему не проронил ни слова и не пошевелился. Его лицо оставалось застывшей маской, но маленькие свинячьи глазки уставились на Шамада. Во взгляде правителя читалось изумление и… облегчение.
Все случилось точно так, как предсказывал Каджи. Ни один правитель не хотел отдавать свою власть другому. Пусть даже это самый святой жрец или пророк.
В холодных маленьких глазках Джа Чэнса читалось удовлетворение, когда он следил за падением того, кто претендовал на то, чтобы называться Пророком в Маске из Камон-Фаа.
Что же касается Каджи, то юноша был готов к моменту своего триумфа. Когда первые из разъяренных всадников еще только поднимались к креслу, возле которого стоял фальшивый пророк, гибкий Красный Ястреб из кочевников Чаууима Козанга вырвался вперед. Из-за пазухи туники он выхватил топор своего предка, высоко занеся его над головой.
В свете тысячи свечей Топор Фом-Pa сверкал так ярко, словно был крошечным кусочком солнца.
И из всех собравшихся в зале только Пророк узнал его.
Возвышение, на котором находилось кресло Пророка, было достаточно высоким, хотя и не таким, как Трон Солнца. Шесть огромных ступеней вели на площадку, где лицом к яростной, завывающей, жаждущей кровавой мести толпе застыли Шамад и Замог.
Каджи первым добрался до основания возвышения и, бросившись наверх, издал победный крик.
Из всех присутствующих в зале только Шамад знал боевой крик воинов Чаууима Козанга.
В один миг Шамад понял, как был обманут и чья месть обрушилась на него. Он, без сомнения, даже не слышал имя Каджи, Красного Ястреба, но бледные, правильные черты юноши, его светлые волосы, яростное торжество сказали Шамаду все, о чем, услышав боевой клич, он мог лишь догадываться.
Они сказали ему о том, что месть кочевников Козанга может достать его на другом краю мира. В одно мгновение Шамад понял, что все, что говорят о мстительности кочевников, — правда. Он как завороженный смотрел на приближающегося Каджи и видел, как священный Топор сверкает в дымном воздухе, целясь ему в горло.
Однако самозванец Шамад прошел хорошую школу. Те, кто часто использует свой разум… для лжи, жульничества, изобретения всевозможных хитростей, легко принимают любой поворот судьбы, иначе им не выжить. А Шамад выходил из ловушек почище этой. Ведь он выбрался из цитадели, захваченной его врагами, из золотого Кхора, избежав клинков убийц, внимательных взоров часовых и вооруженной орды,
