постранствовать на своем веку, и то, что молодой Содаспес знал из книг или магических практик, Коньен знал не понаслышке. — Но это действительно уже не люди…
— Но кто же они тогда? — удивился Морган.
— Дериньоли, — произнес Содаспес.
Все невольно поежились, услышав это слово. Даже слабо знакомому с древнекофирским языком Моргану стало ясно, какую опасность оно в себе таит. Он слышал о дериньолях на Каргонессе. Это было некое дикое беззаконное братство магов, живущих уединенно в лесах, которых иногда еще называли Лесными волшебниками.
Именно так и переводилось слово дериньоль — «маг лесной чащобы». Из рассказов Содаспеса, следовало, что это — хитрые, коварные и чрезвычайно опасные существа.
Поэтому путники задержались перед высокими порталами леса, чтобы маг сотворил защитные заклинания.
Еще одно странное слово не давало покоя Моргану — слово статут. Люди в этом мире поминали его на каждом шагу. Статут был один из непременных и неизбежных атрибутов их существования, как дождь, солнечный свет или кровь. Причем каждый при упоминании статута вздыхал, но ни слова не говорил про то, что это за штука такая. Как Морган мог понять, о чем идет речь? В первое время своего проживания на Каргонессе он при всяком удобном случае вмешивался в разговор и допытывался у кофирцев, что бы это значило, причем ответа он так и не получил. Его вопросы вызывали у всех шок. Островитяне отводили глаза, кряхтели, отворачиваясь, начинали интересоваться погодой, что-то роняли, лезли за этим под стол, чтобы потом незаметно вылезти с другой стороны и удрать. Одни хватались за меч, другие смущались, третьи начинали дурным голосом нахваливать свой товар, но что такое загадочный «статут», Моргану так никто и не объяснил. Хотя несколько землян уже побывало в этом мире до Моргана, никто из них на Бергеликсе не обосновался. И поэтому он ничего не мог знать об этом загадочном статуте, а кофирцы не торопились раскрывать свои тайны.
Однако Моргану удалось выяснить, что в соответствии с мифологией, боги этого мира создали одновременно четыре расы: людей, гномов, морской народ и говорящих зверей, то есть Четырех Кровников, и установили статут между ними. Людям были даны поля и реки, гномам — холмы и горы, морскому народу предоставлен великий океан, а что касается говорящих зверей или бестий — их владениями были леса. И мир воцарился между всеми ними.
Что же сделал такого народ Каргонессы, нарушив статут? Этот секрет и скрывался всячески от Пришельца. Кажется, какой-то островитянин злодейски убил русалку или еще кого-то из морских жителей. Это случилось во времена пращуров, когда шла война между правителями Каргонессы и морскими владыками.
Вот что удалось выведать и собрать по крупицам Пришельцу, но это было далеко не все. От убийства русалки нити тянулись в разные стороны, как сказал бы опытный детектив.
В любом случае, дни предков давно и безвозвратно миновали. Морской народ давно вымер, или, возможно, просто ушел на недосягаемые глубины, горные гномы считались редкими гостями, а говорящие животные окончательно стали легендой.
Помешкав немного на опушке Гримвуда, путники преклонились в молчании перед могущественными лесными исполинами.
Человек, оставивший свои следы по всему этому миру, добрался даже до самых потаенных мест, даже до каменных неприступных отрогов, «шапок мира», но сюда и не сунулся. Здесь не было ни одного дерева, тронутого топором. Вековые патриархи леса не испытали на себе прикосновения жестокого инструмента лесоруба. С первых дней Творения Гримвуд оставался нетронутым и неизменным.
Здесь всегда обитала магия, здесь всегда жила тайна. Лес опьянял тайной каждого, входящего в него. Здесь царил мир, мир, не нарушаемый с начала времен.
Люди стояли в полумраке зеленой чащи, охваченные священным трепетом. Морган вспомнил о земных «красных» лесах. Он никогда не бывал там, и даже не видел тех могучих исполинов наяву, только смотрел о них фильм по космовидению, видел голографические снимки и читал в справочниках. Содаспес благоговейно коснулся толстой коры одного из великанов и тихо прошептал:
— Хай-я, Гримвуд! Ты предок всех лесов и деревьев этого мира. Ты умеешь хранить тайны, и мы не коснемся их дерзостной рукой. Мы лишь пройдем узкой тропкой, не нарушив твой покой…
Коньен, также смущенный, неожиданно заговорил, его дурное настроение развеялось. Похоже, он грезил — сочинял или вспоминал очередную сагу.
— Отсюда Келлемар пошел супротив Черных гномов и вырвал Содалма из Тени во время Оно. Слава тебе, старый лес, слава тебе, Гримвуд Великий!
Путники прошли под согнувшимися ветвями, точно под арками величественного дворца. Казалось, они идут в сокровищницу магов, вступив из одного мира, реального, в другой — сказочный.
Там, за границей леса, играл золотой солнечный свет и ветерок шевелил траву, здесь же — царил изумрудный сумрак и слышался неразборчивый шепот листвы. Загадочные тропки уводили неизвестно куда. И по ним следовало идти с осторожностью.
Торжественно вошли они под своды древнего храма леса, и зеленый сумрак поглотил их.
Весь день они пробирались через зеленые чащи Гримвуда, но так и не встретили ничего, вызывающего испуг или тревогу. Попадались порой зверьки, торопившиеся по своим делам, которые при виде путников карабкались вверх по стволам деревьев или прятались в опавшей листве.
Вот какая-то невиданная птица с шикарным оперением недовольно нахохлилась, глядя на людей из своего гнезда.
Однако опасных зверей, змей, хищников, путники на своем пути не повстречали.
Если бы не Содаспес с его магическими штуковинами, блуждать бы им по лесу несколько лишних часов. Но чародей имел Путевой камень — редкую диковинку на этой планете, нечто сродни земному компасу. Кристалл молочного цвета, в туманной глубине которого пульсировала искорка. Порой искра превращалась в язык пламени, похожий на стрелку, всегда показывающую на восток, туда, где находилась Страна Восходящих Солнц.
Наконец мрак сгустился настолько, что стало трудно продвигаться дальше, и тогда путники разбили лагерь у небольшого говорливого ручейка.
Морган с облегчением сбросил одежду и, соорудив из широких листьев нечто вроде набедренной повязки, выкупался в холодной воде.
Затем последовал ужин у костра, за время которого не прозвучало ни слова — путники слишком устали для бесед. Но теперь, когда тьма обступила их со всех сторон, неведомая опасность казалась чрезвычайно близкой и реальной. Содаспес не носил ни меча, ни кинжала, поскольку по установке Голоса или Зова он не мог носить при себе заточенной стали. Поэтому ему пришлось позаимствовать меч Аргиры, чтобы нарисовать на земле Заколдованный круг. Морган слышал об этом ритуале, но ни разу не был его свидетелем. Не спуская глаз, следил он за каждым движением чародея.
Из заветного кошелька молодой маг достал стило и написал на лезвии меча какое-то заклинание, которое волшебным образом высветилось на клинке. Возможно, он использовал особые чернила, так как довольно сложная надпись появилась сразу, в одно мгновение. После, воткнув меч в землю, он очертил кругом лагерь. Сделав это, он вонзил клинок до упора в мягкий мох и оставил его там.
Аргира шумно запротестовала, опасаясь, что ржавчина тронет сталь, если клинок простоит целую ночь в сыром мху. Однако Содаспес круто одернул ее, объявив:
— Так надо!
Затем, словно устыдившись своей внезапной грубости, извинился и пообещал, что завтра лично приведет меч в порядок. Усталые путники разлеглись у костра. Амазонка устроилась напротив мужчин.
Всю ночь заколдованный клинок хранил сон путников. Спящие не видели, как темная фигура беззвучно проползала вокруг зачарованного круга, не решаясь его переступить, порой злобно поглядывая на людей блестящими глазками. Когда тварь подобралась совсем близко, меч предупреждающе полыхнул голубым светом, и она тут же с воем отскочила в сторону. Из ее глаз, обожженных голубым огнем, полились слезы.
Меч погас так же внезапно, как и загорелся, не разбудив никого в лагере.
Второй раз неведомое создание приползло, видимо, влекомое запахом человека. Оно подошло на
