высокопоставленных особ и еще из знаменитостей. Сомневаюсь, что он заинтересуется молоденькой девушкой. Я оказался у него в гостях совершенно случайно из-за того, что к Штраусу неожиданно приехал старый приятель.
– А о чем вы с ним беседовали? – спросила Гизела.
– О нем и о музыке, – ответил Пол Феррарис. Гизела с радостью отметила, что в глазах у отца появился блеск.
– И что же он говорил?
– Он хвастался, что во всем городе только два человека – он и император Франц Иосиф – встают на рассвете. Другими словами, Брамс, вскакивая в пять часов утра, уподобляет себя императору.
Гизела рассмеялась.
– Потом он подробно рассказывал мне, как пьет свой утренний кофе, сваренный по особому рецепту, – продолжал Пол Феррарис. – А кофейные зерна ему присылает один адмирал из Марселя. Потом он совершает утреннюю прогулку, после чего садится за работу.
– Он все еще сочиняет музыку? – спросила Гизела.
– Конечно! Он сказал, что основная часть его работы была сделана этим летом.
– Звучит так, будто он обычный человек, который каждый день ходит на службу.
– Именно так оно и есть! Кстати, он до сих пор разговаривает на северогерманском диалекте, и притом необычайно пискляво.
Оба весело рассмеялись. Гизелу радовало, что отец не делает себе кумира из знаменитости, а относится к нему как к обычному, равному себе человеку.
Из отеля они вышли в одиннадцать часов утра. Поскольку перерыв между репетициями длился ровно час, им не было смысла возвращаться на обед, и Гизела взяла с собой корзинку с ленчем, чтобы перекусить с отцом прямо в театре.
Она догадывалась, что остальные артисты обедают вместе в какой-нибудь большой гримерной, где за чашечкой послеобеденного кофе болтают о репетиции или еще о чем-нибудь.
Но отец был по-прежнему против того, чтобы Гизела заводила какие бы то ни было знакомства в театральной среде, и она понимала, что сегодня им опять придется обедать отдельно.
– Папа, а вам не кажется, что эти люди могут подумать, что ты необщительный и замкнутый человек или даже сноб? – спросила Гизела.
– Мне все равно, что они подумают! – отец был неумолим. – Я не допущу, чтобы моя дочь общалась с людьми, которые не имеют никакого понятия о хороших манерах.
Вздохнув, он добавил:
– Как только позволят средства, я найму компаньонку, которая будет тебя сопровождать. А до тех пор сам присмотрю за тобой.
Гизела промолчала, зная, что спорить бесполезно. Кроме того, сегодня у нее не было желания вообще выходить из театра.
За ленчем Пол Феррарис ел очень мало, а пил только воду, специально предупредив Гизелу, чтобы она не брала с собой вина.
Они как раз заканчивали есть, когда дверь открылась и в ложу вошел управляющий, неся на подносе две чашки с дымящимся кофе. Кофе предназначался Полу и его дочери и был сварен самим управляющим в его кабинете.
– Вы очень любезны, mein Herr! – горячо поблагодарил его Феррарис.
– Я счастлив, что вы играете в нашем театре, – сказал управляющий. – Сам Иоганн Штраус попросил для себя ложу, хотя из-за того, что все билеты уже проданы, это было нелегко устроить.
– А вы не забыли, что обещали отдельную ложу моей дочери? – поинтересовался Пол Феррарис.
– Ну что вы! Разумеется, нет. Я как раз собирался спросить фрейлейн Гизелу, не окажет ли она мне любезность разделить ее на сегодняшний вечер с одной английской леди. Она очень хочет услышать вашу игру и говорит, что будет очень расстроена, если не попадет на представление.
– Английская леди? – заинтересовалась Гизела.
– Да, – кивнул управляющий. – Она сказала, что вы с ней знакомы, господин Феррарис. Много лет назад она носила фамилию Хиллингтон.
Пол Феррарис нахмурился, вспоминая. Гизела с любопытством наблюдала за ним. Наконец морщины на его лбу разгладились и он воскликнул:
– Ну конечно! Алиса Хиллингтон, подруга моей жены.
– Вы ее помните? В таком случае позвольте мне представить вам леди Милфорд, – сказал управляющий и с этими словами исчез за дверью.
– Папа, кто эта дама? Ты действительно ее помнишь?
– Когда мы жили в Париже, она часто заходила к твоей матери. Это было давно, тебе было пять или шесть лет, не больше.
Дверь вновь распахнулась, и в ложу вошла элегантно одетая дама. Гизеле она показалась очень красивой.
Дама смотрела прямо на Пола Феррариса. Тот поднялся с кресла и с улыбкой, которую все женщины находили очаровательной, протянул ей навстречу руку:
– Вы совсем не изменились, Алиса.
