баснословно дорогих украшений?
— Все это нужно только для того, чтобы нравиться вам. Я не знаю ничего прекраснее на свете, чем жить вместе с вами в Вальмоне!
Наклонив голову, он нашел ее губы. Лариса хотела было отстранить его, как вдруг комната закружилась и поплыла, она вновь испытала невероятное блаженство поцелуя, уже знакомое ей по первому опыту, тогда, по дороге в Вальмон. Теперь они уносились не в звездное небо, но к самому солнцу. Она хотела только одного: теснее, как можно теснее прижаться к нему. Наконец он поднял голову и посмотрел ей в лицо, в ее сияющие глаза, на ее влажные, подрагивающие губы.
— Я люблю вас! — сказал он. — Я люблю вас, и все остальное для меня ничего не значит!
— Вам не следовало ехать сюда за мной. У вас так много дел в замке, съезжается родня.
— Разве это что-нибудь значит по сравнению с тем, что я мог потерять вас? Вы знаете, моя любимая, что я вас больше никогда и никуда не отпущу?
Он увидел радость в ее глазах. Лариса спрятала лицо у него на плече.
— А как же винный завод, новое оборудование для ферм? Вы про это забыли? — пробормотала она.
— Я уже купил завод! А новое оборудование вы поможете мне заказать на следующей неделе.
Лариса подняла голову и изумленно посмотрела на него.
— Я очень богатый человек, дорогая моя. Но если бы я был беден, вы все равно были бы со мной.
— Но… как? — спросила Лариса.
— Отец экономил каждый франк, вот деньги и скопились. Не понимаю, почему он постоянно жаловался на финансовые затруднения. Дед оставил весьма солидный капитал, который невозможно было так быстро истратить. Теперь хватит для осуществления всего, что я задумал. У вас будут и прекрасные туалеты, и достойные драгоценности.
Лариса, затаив дыхание, спросила:
— Вы уверены? Вы действительно уверены, что хотите жениться на мне? Что скажут ваши родственники? Для них я всего лишь… гувернантка.
Граф засмеялся и еще крепче прижал к себе девушку:
— Ваше общественное положение не ниже, чем у коммивояжера по распространению шампанского.
Лариса посмотрела на него:
— Я не понимаю.
— А на что, вы думаете, я гулял все эти годы, не имея ни франка от своего отца и ровным счетом ничего не зарабатывая сам?
— Приданое вашей жены? — неуверенно предположила Лариса.
— Я вернул его! После смерти жены я вернул и приданое, и земли, отошедшие за ней. Это сильно рассердило моего отца. Но я не мог наживаться за счет фиктивной женитьбы, за счет дешевого фарса!
Он взглянул на Ларису и продолжал:
— Но мне нужно было на что-то жить! В Париже мне за короткое время удалось завоевать репутацию блестящего и расточительного повесы. — Он улыбнулся:
— Благодаря моей дурной славе знаменитая фирма по производству шампанского «Муа и Шандон» обратилась ко мне с деловым предложением.
— И что же они хотели от вас?
— Всего-навсего рекламировать их продукцию, особенно сорт «Преподобный Периньон», путем ее усиленного потребления. Все очень просто, не правда ли?
— И они оплачивали ваши вечера?
— Мои вечера, моих лошадей, мой дом, мою одежду — все! — Граф вздохнул: — Они были очень щедры. Но в то же время я не могу вам передать, насколько устал от этих приемов, от выдумывания каких- либо экстраординарностей для поддержания своего реноме, от того, чтобы пить один лишь превосходный и несравненный «Преподобный Периньон» и ничего более.
— И поэтому вы попросили у отца ящик собственного вина?
— Только для себя. И если бы вы не предупредили меня, то и стакана хватило бы, чтобы отправиться на тот свет!
Лариса что-то пробормотала, прижавшись к его груди.
— Но я жив, моя любимая! И как только родственники разъедутся по домам после похорон, мы спокойно обвенчаемся, где вам будет угодно: хотите в Вальмоне, хотите в Англии. Выбор за вами.
— Правда? Как мне хотелось бы, чтобы мама и сестры увидели Вальмон, а Ники был бы посаженым отцом у нас на свадьбе. — Внезапно она вспомнила: — Ники! Вы же знаете, я обещала… я и работать пошла, чтобы…
— …он мог получить образование в Оксфорде, — закончил за нее граф. — Я уж как-нибудь наскребу денег, чтобы позволить своей жене не работать! — Он немного подумал и добавил: — Кроме как на меня, разумеется!
— Вы же знаете, я сделаю все, что бы вы ни попросили, — прошептала Лариса.
— Вы пообещали очень многое! Я буду теперь настаивать на выполнении!
Он крепче обнял ее, его губы приблизились к ней вплотную.
— У меня уйдет вся жизнь на то, чтобы рассказать вам, как много вы для меня значите.
Лариса подумала, что он ее сейчас поцелует, ее губы ждали графа. Он сказал:
— Но я до сих пор сердит на вас за то, что вы не верили мне, подумали, что я способен причинить вам боль.
— Вы же привезли меня… сюда.
Граф засмеялся:
— Вы, оказывается, все помните, не так ли? Позвольте вас успокоить. В данный момент в доме находится моя бабушка с материнской стороны. Она остановилась здесь на ночь, потому что возраст не позволяет ей совершать большие переезды. Она будет в Вальмоне завтра. Так что у вас есть надежная компаньонка, дорогая моя!
— Вы все предусмотрели! — тихо сказала Лариса.
— Всегда готов вам служить, однако предупреждаю… — он приподнял ее голову за подбородок и посмотрел прямо в глаза: —…если вы задумаете еще раз убежать от меня, то я вам приведу весьма веские доказательства того, что недаром ношу свое прозвище. Вы моя, Лариса, моя теперь и навеки, и я вас никуда не отпущу!
По телу Ларисы побежали мурашки — так искренне произнес граф последние слова. Затем он ее так сильно прижал к себе, что стало трудно дышать. Его губы слились с ее губами. Он целовал ее неистово, страстно, пламенно. Его губы не были деликатными, в них поселилась жажда торжествующего победителя. Лариса почувствовала, что его огонь воспламеняет и ее. Она ничего не боялась. Она принадлежала ему, зная, что он принадлежит ей. Они были одним целым, уносящимся в огненное сияние солнечного света.
Примечания
1
В оригинале поэмы употребляется слово champaiqn, которое здесь и далее представлено в русской транскрипции. Это слово обозначает равнину, открытое место и читается практически так же, как champaqne — шампанское. Очевидно, Б. Картленд считает, что и авторство названия данного вина принадлежит англичанам. (Здесь и далее прим. пер.).
