Они подошли к двери ее спальни.
Маркиз поднес ее руку к своим губам и ласково попросил:
— Не томите меня ожиданием. Я очень нетерпеливый жених.
Клодия со смехом вошла в спальню и закрыла за собой дверь.
В это время экономка расправляла разложенное на кровати чудесное белое платье, купленное еще леди Бресли.
Клодия так ни разу и не надела его.
Широкая юбка из шифона, сделанная под турнюр, была обшита кружевом, а лиф платья до талии украшали блестки и жемчуг.
Леди Бресли словно предчувствовала, что ее крестная вскоре будет нуждаться в свадебном платье.
Вуаль ниспадала до самого пола.
Искрящаяся бриллиантовая диадема, при помощи которой закрепили вуаль, превратила Клодию в сказочную принцессу.
Она знала — жених будет ожидать ее в холле.
Лакей только что принес ей записку вместе с букетом, составленным из белых орхидей и ландышей.
Клодия спустилась вниз по широкой лестнице с позолоченной резной балюстрадой.
Маркиз ждал ее при полном параде.
Грудь его украшали знаки отличия, а через плечо была перекинута лента ордена Подвязки.
Им не нужны были слова, они просто смотрели друг на друга.
Она видела любовь в его глазах.
Никто в тот миг не мог быть счастливее ее.
Затем они направились к часовне.
Часовню возводили по проекту братьев Адамсов, когда те перестраивали дворец в 1750 году.
Уже в дверях часовни Клодия услышала негромкие звуки органа.
Внутри не было никого, кроме священника, одетого во все белое, и секретаря маркиза, которого пригласили как свидетеля.
Служба отличалась необычной простотой, но Клодия не сомневалась, что ее мама где-то рядом и в небе поют ангелы.
Маркиз надел ей на палец кольцо, и они опустились на колени.
Она почувствовала Божье благословение, ее переполняла благодарность Всевышнему, которую невозможно передать словами…
— Пожалуйста, — молилась она, — позволь моему мужу… всегда любить меня… Позволь… помогать ему приносить… счастье людям. И, пожалуйста, Господи, дай мне сыновей… таких же замечательных… как и он.
Молитва эта исходила из самой глубины ее души.
Орган заиграл свадебный марш, и под звуки этой мелодии маркиз вышел из часовни об руку со своей женой.
В доме их поздравили слуги»а потом они поднялись наверх переодеться.
— Я попросив накрыть нам ужин в гостиной при твоей спальне, — сказал маркиз. — Так что можешь надеть что-нибудь по-домашнему уютное, уверен, у тебя найдется нечто подобное.
В одном из ее дорожных сундуков действительно лежал очень симпатичный пеньюар, который она еще ни разу не надевала.
Он прикрывал ее прозрачную ночную рубашку, но она чувствовала некоторое смущение.
Если бы не прическа, можно было подумать, что она приготовилась ко сну.
Она вошла в будуар, где ее ожидал муж.
На нем был тот самый темный халат, в котором он заходил к ней в спальню во дворце.
Стол уже был накрыт, но слуг маркиз отпустил.
— Я буду сам ухаживать за тобой, — объявил он, — и перед каждым блюдом буду целовать тебя, моя любимая.
Клодия вскрикнула от восторга.
— Как хорошо… побыть с вами… только вдвоем.
— По странному совпадению, — заметил маркиз, — я тоже этому рад.
Он поцеловал ее, чувствуя, как ждет она его поцелуев, но все же предупредил:
— Если ты не перестанешь воспламенять мои чувства, любимая моя, нам придется лечь спать голодными. Садись за стол. День выдался нелегкий, а я должен заботиться о тебе и хочу быть уверен, что ты сама тоже бережешь себя.
Клодия рассмеялась.
— Это мне надо было проявить о вас заботу… Я всегда теперь буду… заботиться… о вас…
Клодия так и не поняла, что они ели.
Ясно было только одно — рядом с любимым каждое блюдо воспринималось ею как пища богов.
Они поздравили друг друга, подняв бокалы с шампанским.
Она не замечала ничего вокруг, кроме светящихся глаз маркиза, и знала, как счастлив он.
Когда они закончили ужин, он отвел ее в спальню.
Шторы были опущены, и только мерцание двух свечей в позолоченных светильниках над кроватью освещало комнату.
Маркиз вынул заколки из ее волос, и они рассыпались по плечам и по спине до самой талии.
— Именно такой я увидел тебя, когда вошел в твою комнату там, во дворце, в Севилье. Вряд ли можно выразить словами те мучения, которые я испытывал, не смея прикоснуться к тебе, чтобы не нарушить данное мною обещание не обижать тебя, — нежно промолвил он.
— Я тогда… еще не знала… — прошептала Клодия, — как чудесно, когда тебя целуют…
— Никогда раньше не было в моей жизни подобного поцелуя, — засмеялся маркиз.
Потом, все еще смеясь, добавил:
— Я ушел, и как же я клял себя за свое обещание, которое вынужден был выполнять. Но сейчас меня не сдерживают никакие обещания, и я могу говорить, как люблю тебя!
Их взгляды встретились, и он, подхватив:
Клодию на руки, понес к кровати.
Осторожно опустив ее на постель и поправив подушку, маркиз прилег рядом с ней.
Клодия почувствовала, как неистовое волнение охватило все ее существо.
Она поняла теперь, ей открылось то самое, таинственное, о чем она мечтала, но и поверить не могла, что ее мечты когда-нибудь сбудутся.
— Я… люблю вас… — шептала она, — я люблю тебя так… сильно… но мне не найти слов, чтобы… выразить свои чувства.
— А слова и не требуются нам, — проникновенно ответил ей маркиз.
Его губы искали ее, его рука прикасалась к ее телу, и она знала, что в этом великая правда жизни.
Клодия испытывала восторженный трепет, чего не могла раньше даже представить себе.
Восторг возносил ее к небу.
Это была любовь.
То неподдельное чувство, о котором она таив мечтала, оказалось драгоценным сокровищем «, — Это сокровище каждый ищет, надеясь однажды найти.
Она верила — они с мужем нашли для себя нечто неизменное.
На всю оставшуюся жизнь.
— Я обожаю и боготворю тебя, моя прекрасная женушка! — прошептал маркиз. — Мне кажется, будто в поисках тебя я взбирался на гималайские вершины и погружался в океанскую пучину. Ты моя! Моя! Отныне я никогда больше не потеряю тебя!
Они стали единым целым, чтобы безраздельно принадлежать друг другу.
— Люблю тебя… — пролепетала она.
— Обожаю и боготворю тебя, дорогая моя, любимая, моя идеальная маленькая женушка.
Удивительный, волшебный сон стал явью, мечта превратилась в любовь, безграничную,
