утром?
— Это будет чудесно, — улыбнулась Ванда, прежде чем Роберт успел ответить.
—А мы встретимся вечером, на балу, — вставила графиня.
Обменявшись улыбками и комплиментами, они расстались, и Роберт проводил «сестру» в ее номер.
— Зайди на минутку, — попросила она, гневно сверкнув глазами. — Мне нужно кое-что тебе сказать.
— Мне тоже нужно тебе кое-что сказать, — ответил он, заходя в ее комнату и закрывая за собой дверь.
Ванда повернулась к нему, глаза ее недобро горели.
— Как ты смеешь отправлять меня спать?! — разъяренно выпалила она. — Я не ребенок и не твоя сестра на самом деле!
— Это сразу заметно! Мои сестры вели бы себя более пристойно!
— Я вела себя совершенно пристойно!
— Ну, если ты считаешь пристойным, когда мужчина, которого ты едва знаешь, хватает тебя за руку так, будто это его собственность, его игрушка...
— Вовсе он так не делал!
—Да он чуть не оторвал ее и не унес с собой!
Ванда рассмеялась, но ледяной блеск в глазах Роберта говорил о том, что он не шутит.
—Я кажусь вам забавным, мадам? — сурово спросил он.
— Просто это так забавно прозвучало!
—Я сказал это не для забавы.
— Ты придаешь слишком большое значение банальной ситуации. Только потому, что милый молодой человек флиртовал со мной...
—Ах, он всего лишь флиртовал?! И только? Скажи мне, а о чем это вы беседовали по-итальянски?
— Он сказал, что счастлив, что я буду присутствовать на этом балу. Я ответила, что он слишком добр ко мне. Он добавил, что будет танцевать со мной все танцы. Я сказала, что это невозможно, и тогда он пообещал, что убьет любого, кто осмелится пригласить меня. Вот и все.
— Все? — в смятении повторил Роберт. — Но ты ведь только что познакомилась с ним!
— Ну никто же не понял, о чем мы говорили!
— Слава Богу!
Роберт растерялся, он не знал, как объяснить собственное поведение. Одна часть его души понимала, почему Ванда бурно радуется обретенной свободе, ведь до этого ее жизнь была удручающе скучна и полна ограничений. Но другая часть испытывала неожиданное потрясение: это была не та Ванда, с которой он отправлялся в путешествие! Он видел перед собой раскованную, кокетливую, очаровательную женщину.
Их тесные дружеские отношения в осуществлении дальнейшего путешествия теперь казались несколько неуместными. Эта мысль не приходила ему в голову раньше. Но ведь раньше он смотрел на нее лишь как на сестру.
Он чувствовал, что его отношение к Ванде все меньше походит на братское. Но он еще не понимал, как же в таком случае к ней следует относиться.
— Ты ничего не знаешь о Пьеро, — сказала Ванда, — и не имеешь права критиковать ни его, ни меня!
—А я и не критикую тебя, — запинаясь, произнес он.
—Ты сказал, что я вела себя непристойно с мужчиной!
—Ты придаешь слишком большое значение моему мимолетному замечанию, — оправдывался Роберт. — Возможно, я сказал что-то лишнее. Если так, то прошу прощения. Но тебе следует вести себя осмотрительнее.
—Я вела себя слишком осмотрительно последние два года. Мой траур закончен. Ты сам мне это сказал!
—Я мог сказать это в ключе той легенды, которую ты придумала, но в реальности...
— Кому какое дело до реальности?! — с напускным легкомыслием произнесла Ванда. — Хватит с меня этой реальности! Я хочу чего-то другого — и смогу получить это только здесь.
—Я только прошу тебя: поменьше вольностей в отношениях с мужчинами.
— Позволь напомнить тебе, что твоя сестра сама может решить, что ей позволять, а что нет. Это твои слова!
— Я, должно быть, был слегка не в себе. И естественно, полагал, что моя «сестра» имеет представление о благопристойности.
— Ничего такого ты не полагал. И потом, вдове позволено гораздо больше, чем незамужней девушке.
— Но все же так думают. Разве это не здорово?
Он выпрямился.
— Я вижу, что говорить с тобой бесполезно, — с достоинством произнес он. — Я ухожу и оставляю тебя наедине с твоими собственными мыслями.
— Прекрасная идея! — согласилась она. — Я как раз хочу кое-что обдумать.
Роберт бросил на нее уничтожающий взгляд, но это ее ничуть не задело. Пожелав Ванде доброй ночи, он отправился к себе.
Парижская выставка организована в честь столетия Французской революции, — прочла Ванда.
Она читала вслух брошюру, которую вчера вечером нашла у себя в номере. Она прочла ее от корки до корки, потом — снова, когда оделась, и теперь опять перечитывала ее за завтраком.
Девушка настаивала, чтобы они завтракали не в зале ресторана, а в открытом кафе, заявив, что так они смогут «понаблюдать за жизнью Парижа».
Роберт же не мог отделаться от мысли, что она просто не хотела пропустить момент появления Пьеро.
— Тут множество музеев и выставок, — продолжала зачитывать она, — но самая зрелищная из всех — Эйфелева башня, построенная Густавом Эйфелем. Она имеет триста метров в высоту и является самым высоким сооружением в мире. Ее освещают десять тысяч газовых ламп, а два мощных прожектора на вершине бросают свои лучи на раскинувшийся у подножия башни Париж... Я вчера вечером сидела у окна и смотрела на нее, — добавила она, опуская буклет. — Из-за всех этих мерцающих огней ее видно даже отсюда. Я с нетерпением жду, когда же мы отправимся осматривать ее.
— Мы обязательно поедем, как только ты позавтракаешь, — отвечал Роберт, — Но это будет не скоро, потому что ты больше читаешь, чем ешь!
Она положила буклет и быстро принялась за еду.
— И не нужно притворяться, что тебе самому не хочется увидеть ее поближе, — сказала она. — Ты тоже смотрел на нее из окна.
— Нет, не смотрел.
— Нет, смотрел! Я выходила на балкон и видела тебя у окна.
— Это уникальное сооружение, — оправдывался он. — Конечно, я посмотрел на него, из интереса.
Ванда тихо хихикнула, но он сделал вид, что не услышал.
Спустя мгновение, бросив на нее взгляд, он с удивлением заметил, что она поднимается со своего места с радостной улыбкой. Обернувшись, Роберт увидел, как к ним, протянув руки к Ванде, спешит Пьеро.
