– Мастер Джон ушел и не вернулся. Дело близилось к вечеру, и я стал беспокоиться, что он опоздает к обеду и рассердит сэра Гарольда. Я – к Каспару. Спрашиваю, не видел ли он брата. А он говорит, что с утра не видел.
Бейтс помолчал, а маркиз не торопил его. Наконец старик продолжил:
– Настало время обеда. Сэр Гарольд сказал, что ждать никого не будет, и велел подавать на стол. Но мастер Джон не пришел и после обеда. Я сам отправился на его поиски и дошел до расселины.
В голосе Бейтса звучало неподдельное волнение. Должно быть, он заново переживал печальное событие десятилетней давности.
– Прилив кончился, и небо разъяснилось. Я повернул домой и вдруг вижу – полотенце, рубашку и туфли мастера Джона, в которых он уходил купаться.
Старый дворецкий замолчал и горестно покачал головой. Маркиз не торопил его.
– Уж не помню как, а побежал я домой, путь-то ведь не близкий, почти миля, но мастеру Джону такое расстояние было, конечно, нипочем. Я взял с собой двух конюхов, но, когда мы вернулись на берег, стемнело и поиски пришлось вскоре прекратить.
– Когда же нашли тело? – спросил маркиз.
– Через три дня, – ответил Бейтс дрожащим голосом. – Тело вынесло в Шингл Хед-Пойнт. Должно быть, его вначале приливом унесло в море, а оттуда выбросило на другой берег реки.
Помолчав, Бейтс мрачно добавил:
– Голова у него была вся разбита. Словно его ударило о скалу, милорд.
Маркиз задумчиво сказал:
– Здесь ведь нет никаких скал, Бейтс, все больше песок да ил. Что же могло произойти с Джоном?
– Я до сих пор не знаю этого, милорд. Откуда взялась эта ужасная рана? Перед похоронами ее постарались как-то спрятать, закрыть волосами, но я-то видел бедного Джона до похорон. Удар был ужасной силы.
Маркиз помолчал. А потом осторожно спросил:
– Ты говоришь, Бейтс, что Джона, очевидно, ударило о камни, но мы знаем, что скал и валунов в воде нет. А как ты думаешь, такая рана могла возникнуть от удара каким-нибудь тяжелым предметом?
– Ну кому же понадобилось нападать на Джона? – поспешно, может быть, слишком поспешно ответил Бейтс.
– Я тебе задал вопрос, – настаивал маркиз, – и жду ответа.
– Мне кажется, могла, – неуверенно сказал Бейтс. – Я просто никогда об этом не задумывался. По- моему, у мастера Джона не было врагов. Его все любили. Он ни с кем не заводил ссор, обращался с людьми уважительно. Совсем не так, как сэр Каспар.
Сознавая, что отчасти выдает семейные тайны, Бейтс тревожно оглянулся по сторонам и понизил голос.
– А когда тело нашли, откуда люди узнали, что это Джон? – продолжал расспросы маркиз.
– А его и не узнали, ваша милость. Те, кто нашел тело, пошли к шерифу и сообщили, что обнаружили на берегу утопленника. А шериф уже знал об исчезновении мастера Джона.
– А кто тогда был шерифом, Бейтс? Он еще работает или сменился?
– Шериф все тот же, – ответил Бейтс. – Полковник Трамбл. Он как раз начал службу незадолго до несчастного случая с мастером Джоном.
– А где его можно найти?
– Его контора в Хелмсфорде, ваша милость. Но живет он в Молдене, отсюда будет не больше десяти миль. Если вы познакомитесь с шерифом, то увидите, какой он хороший джентльмен.
– Что ж, Бейтс, спасибо тебе.
Положив в ладонь старого дворецкого гинею, маркиз сказал напоследок:
– Помни, как только ты покинешь этот дом, мы с радостью примем тебя в Ридж-Касле. Я уже сегодня скажу своему управляющему мистеру Кларку, что ты переезжаешь к нам, и он подыщет тебе подходящее место.
– Не знаю, как и благодарить вас, ваша милость, – искренне ответил старик.
Маркиз направился к выходу. Бейтс провожал его со слезами благодарности.
– Простите, милорд, чуть не забыл вам сказать, что сэр Каспар, возможно, вернется сегодня вечером или завтра утром, – сообщил старый дворецкий.
– А сейчас он в Лондоне? – спросил маркиз.
– Да, милорд. Уехал позавчера. У него дела в столице.
При этих словах Бейтс машинально взглянул на одну из стен гостиной. Проследив направление его взгляда, маркиз заметил исчезновение большой картины, считавшейся жемчужиной в собрании живописи Трайделлов. Место, где она висела, выделялось светлым прямоугольником невыгоревших обоев.
Осмотревшись, маркиз обнаружил, что в комнате недостает многих картин с изображениями любимых собак и лошадей сэра Гарольда, прежде являвшихся предметом гордости старого хозяина.
Можно было без труда догадаться, по какому делу сэр Каспар отправился в столицу.
Маркиз сказал себе, что имеет основания для любопытства, и обратился к Бейтсу:
– Я всегда считал сэра Гарольда богатым человеком.
– Мы все так считали, ваша милость, – ответил Бейтс. – Сам стряпчий господин Чисуик сказал то же самое, когда приехал в имение после его кончины.
– А тебе известно, что было в завещании? – в некотором смущении спросил маркиз.
– Это может показаться дерзостью, однако я провел в этом доме полвека и меня это тоже интересовало, а с мистером Чисуиком мы знакомы всю жизнь.
Бейтс помедлил, но потом решился говорить правду до конца:
– Мистер Чисуик рассказал мне, как сэр Гарольд распорядился имениями. После смерти мастера Джона он не стал менять завещание.
Дрогнувшим голосом старик добавил:
– Мне кажется, ваша милость, что покойный хозяин не мог примириться с мыслью о гибели старшего сына.
– Так что же говорилось в завещании? – нетерпеливо спросил маркиз.
– Сэр Гарольд распорядился так: «Оставляю все имения без каких-либо условий своему старшему сыну Джону Трайделлу. В случае его смерти – любому отпрыску Джона Трайделла – целиком и без всяких оговорок», – пересказал по памяти Бейтс.
– Значит, Каспару по завещанию ничего не отходило?
– Там был еще один пункт. Вы же знаете, ваша милость, что сэр Гарольд никогда не любил своего младшего сына. Когда мастер Каспар подрос, они не ладили с отцом. И хотя сэр Гарольд не мог предвидеть несчастного случая со старшим сыном, он добавил в завещание дополнительный пункт.
– Что же там говорилось? – уточнил маркиз.
– «В случае смерти моего сына Джона, если таковая постигнет его до появления отпрысков, имение переходит к моему младшему сыну Каспару».
Маркиз молчал, казалось, оценивая все услышанное. Бейтс продолжил:
– Мистер Чисуик говорил, что сэр Гарольд не желал оставлять мастеру Каспару ни пенни, пока жив мастер Джон. А когда стряпчий указал ему, что он лишает младшего сына имущества, покойный хозяин сказал: «Джон его прокормит». А потом добавил: «По мне, так пусть Каспар живет своими подлостями. Это его единственное достояние».
Покачав головой, старый дворецкий задумчиво добавил:
– Если сэр Гарольд на кого-нибудь сердился, он становился совсем беспощадным.
– А мистер Каспар сердил его? – спросил маркиз.
– Все время, ваша милость. Мало того, что он не слушался отца, все повторял, что хочет жить своим умом. В последние годы он требовал, чтобы отец оплачивал его долги. И приезжал он за этим не однажды, а раз пять или шесть.
– И что, сэр Гарольд ему не отказывал?
– Расстраивался, возмущался, но платил, – вздохнул Бейтс. – Один раз, когда мастер Каспар укатил в Лондон с его денежками, покойный хозяин сказал мне: «Что я могу поделать, Бейтс. Не могу же я допустить,
