– Можете быть уверены, что я не упущу ни одну истинную ценность, – с улыбкой сказал князь.
Завершив прогулку, они спустились в каюту герцога, и он написал письмо в свой банк в Каире, в котором распоряжался выдавать князю приличную сумму в качестве ежегодного жалованья, а также оплачивать все его счета, которые он представит в банк.
По такому соглашению легко было бы обманывать герцога, однако он знал, что князь Иван, как и княжна, слишком горд и будет действовать с исключительной честностью, которая показалась бы нелепой многим современным дельцам.
Когда герцог закончил письмо, князь, глубоко вздохнув, сказал:
– Я не могу поверить, что туча отчаяния, преследовавшая меня в течение семи лет, развеялась в одночасье.
– Забудьте об этом! – сказал герцог так же, как говорил до этого Милице.
Чтобы сменить тему разговора, герцог спросил:
– А что князь Александр? Все еще хочет вступить в Иностранный легион?
– Он ждет этого с нетерпением, – ответил князь, – и, знаете, он просто создан для такой службы, к тому же она улучшит и укрепит его характер.
Видя, что герцог соглашается с ним, он продолжил:
– Да у него нет иного выбора. Попытаться жениться на богатой женщине? Но Александру трудно было бы сейчас войти в общество, ведь у него ничего нет, разве что одна одежда, да и ту одолжили, Герцог молчал, и князь закончил:
– Меня только беспокоит, что Иностранный легион может не принять его.
– Это исключено, – ответил герцог.
– Почему?
– Потому что я знаком с их командующим. Мы воевали вместе в пустыне, когда он был еще в младшем чине, и он – француз, который вызывает у меня величайшее восхищение.
– И вы рекомендуете ему Александра?
– Обязательно, – ответил герцог, – у князя не будет трудностей со вступлением в Иностранный легион, о нем позаботятся и в дальнейшем.
Князь облегченно вздохнул.
– Я просто не пойму, – сказал он прочувствованно, – как я мог с самого начала сомневаться в вашем великодушии и вообразить, что вы не поможете нам, если не принудить вас.
– Вы вне опасности, и это самое главное.
Герцог задумался, стараясь представить, что было бы, если бы князь с самого начала поступил как обычно и сам пришел бы на яхту. Понял бы он тогда всю тяжесть положения русских аристократов?
Прежняя их жизнь во всем была, что называется, розарием до начала войны, а затем и революции, изменившей все за одну ночь.
Он постоянно спрашивал себя, что было бы с ним, если б ему выпала столь нелегкая участь?
Герцог был убежден, что если б он и Гарри проявили мужество, то Долли вела бы себя совсем не так, как Милица.
Он все же чувствовал себя уязвленным и был разочарован тем, что, несмотря на все его увещевания, княжна продолжала относиться к нему недоверчиво и недружелюбно, словно не могла простить, что он англичанин.
Князь тоже думал о Милице, когда сказал герцогу:
– В Англии теперь должно быть много русских беженцев, и если, вернувшись туда, вы будете общаться с ними, то я уверен, Милица захочет жить с ними.
– Я думал об этом, – ответил герцог, – как я и обещал, я позабочусь и о Великом князе, и о княжне.
– Может быть, вы сможете найти ей мужа, – рассуждал князь. – Если она оденется как следует, то будет привлекательной.
– Я уверен в этом.
– Она никогда не была в обществе мужчин, не считая меня и Александра, – продолжал князь, – и не умеет прельщать мужчин, но, по-моему, это приходит к женщине само собой, если представится подходящий случай.
– Наверное, – согласился герцог. – Но у меня небольшой опыт общения с молодыми девушками.
Князь усмехнулся:
– У меня тоже! Женщины, привлекавшие меня в прошлом, были утонченными красавицами, столь же блистательными, как драгоценные украшения на них.
Он восторженно развел руками и сказал:
– Помните, какими изящными и изысканными были женщины на последнем балу, на котором вы были в Зимнем дворце?
– Я никогда не забуду этого.
– – Я был страшно влюблен в одну прелестную женщину, ее муж, к счастью, находился в то время далеко, на армейских маневрах. Мы танцевали, а потом я проводил ее домой, и, пожалуй, за всю мою жизнь
