погруженные в серьезную беседу, пока голоса их не замерли и они не почувствовали, что им трудно смотреть друг другу в глаза.
— Почему? — спросила Корнелия, забившись в угол кареты.
— Потому что я люблю вас, — яростно обрушился он, — потому что я хочу распустить эти волосы и зарыться в них лицом, я хочу дотронуться до белой кожи, которая сводит меня с ума, потому что я хочу держать вас в своих объятиях, целовать ваши губы, пока вы не запросите пощады, а затем заставить вас целовать меня в ответ.
Корнелии внезапно стало трудно дышать, страсть в его голосе тронула ее в такой степени, что она затрепетала, судорожно сцепив пальцы, с усилием пытаясь унять собственные чувства.
— Я люблю вас, Дезире! — воскликнул он. — Вы, наверное, сделаны из камня, раз так долго мне сопротивляетесь! Кто этот мужчина, который влечет вас так сильно, что вы остаетесь верной ему после всех вечеров, проведенных со мной? Он что, Бог, которого вы безгранично любите? Что он может вам дать из того, что я не могу предложить? Вы владеете мною целиком, сердцем и душой…
Корнелия сжала кулачки, глубоко впившись ногтями в ладони. Какая это была мука не протянуть к нему рук, не ответить на срывающийся зов в его голосе, не сказать ему, что она любит его не меньше чем он ее!
Герцог вдруг взял переговорную трубку и приказал кучеру остановить карету.
— Что случилось? — всполошилась Корнелия.
— Дорогая моя, я собираюсь покинуть вас, — ответил он. — Поеду снаружи, и пусть ночной воздух остудит мое лицо. Я слишком люблю вас, чтобы оставаться с вами дольше наедине. Иначе я могу перепугать вас, а этого я себе ни за что не прощу. Вы не понимаете, моя маленькая возлюбленная, что играете с огнем. Вы не знаете, насколько страдает мужчина, когда он любит так, как я. Позвольте мне выйти, Дезире, или завтра вы можете сказать, что не хотите меня больше видеть.
И Корнелия проделала в одиночестве весь долгий путь на авеню Габриель, а герцог Роухамптон ехал, примостившись на козлах рядом с кучером. Да, теперь он ее любил, Корнелия была убеждена в этом, но любил по-своему. Хотя герцог был обижен и сбит с толку ее явным равнодушием, он еще не страдал, как страдала она, когда узнала о его предательстве. Возможно, он и переживает, если ее нет рядом, но ему еще неведома беспомощная мука потери иллюзий и разочарования.
В одном Корнелия не сомневалась — его любовь к Лили Веллингтон полностью забыта. Она часто получала письма от тети Лили, гораздо чаще, чем было бы, не будь ее тетя уверена в том, что она пересказывает их содержание мужу.
Когда Корнелия зачитывала письма вслух, на лице герцога появлялось выражение безразличия, и часто ей казалось, что он даже не слушает новости о друзьях и всех увеселениях, происходящих в Шотландии.
Компания из Котильона теперь охотилась на тетеревов, переезжая из одного замка в другой.
— Вы поедете в Шотландию? — бесхитростно поинтересовалась Корнелия, прочитав длинное послание тети Лили об удачных охотничьих трофеях и о том, что герцогу наверняка понравилось бы провести с ними недельку-другую.
— В этом году — нет. Мы вернемся вовремя, чтобы успеть поохотиться на куропаток в Котильоне, а затем к нам присоединится король, когда начнется сезон фазанов.
Герцог стоял к ней вполоборота, когда говорил это, и смотрел в окно на сад перед отелем. У Корнелии оборвалось сердце — значит, он все заранее спланировал, подумала она. Он был готов вернуться в свой мир, в тот круг, к которому он принадлежал, несмотря на все пылкие заверения в любви, несмотря на все клятвы, что Дезире так много значит для него.
Корнелия даже решила, что счастье, которое она с риском вырвала для себя на эти несколько недель, в конце концов оказалось тусклой подделкой.
Это все еще нельзя назвать любовью, подумала она, и, чувствуя обиду и возмущение, сумела в тот вечер остаться холодной и равнодушной ко всем ухищрениям герцога. После этого она с удовольствием разрушила его планы и даже создала препятствие, чтобы он не мог встретиться с Дезире.
— Съездим сегодня вечером в оперу, — сказала она, зная, что он считает часы, когда можно будет заехать за Дезире.
— Вряд ли мы купим билеты в столь поздний час, — ответил герцог.
— Я пошлю Вайолет узнать у портье, нельзя ли нам достать ложу, — сказала Корнелия, и Вайолет отправилась выполнять поручение, прежде чем герцог успел придумать приличную отговорку.
Ложа была предоставлена, и Корнелия вынудила своего мужа высидеть три часа «Кармен», а затем отвезти ее поужинать в один скучный респектабельный ресторан. Как только супруги покинули «Ритц», Вайолет заспешила с запиской к Рене.
На следующий вечер она приготовилась встретить герцога холодно, как женщина, которая считает, что ею пренебрегли. А днем прибыло несметное количество цветов и письмо, полное извинений и любви, от которого у Корнелии перехватило дыхание, когда она прочитала его и на секунду прижала к груди.
«Он любит меня, — сказала она себе, — но он как ребенок, которому всю жизнь потакали, избалован и бессердечен».
Корнелия тем не менее поцеловала записку и, хотя знала, что лучше уничтожить ее, не смогла сделать этого.
В тот вечер она надела новое платье из зеленого шифона, который подчеркнул цвет ее глаз. В нем она выглядела, словно водяная нимфа, дикая и прелестная, и в то же время утонченно прекрасная — только такая и могла покорить Париж. Рене одолжила ей ожерелье из изумрудов, в ушах ее тоже были изумруды и, чтобы подразнить герцога, она надела на третий палец левой руки огромный солитер. Он заметил его, как только она вошла в гостиную, где он ее ожидал.
— Почему вы носите это кольцо? — ревниво спросил он. — Кто вам его подарил?
— Вопросы, вечные вопросы, — ответила Корнелия. — Вы даже еще не поздоровались.
— Это его кольцо? — продолжал сурово допрашивать герцог.
— Чье? — парировала Корнелия.
— Вы прекрасно знаете, о ком я говорю, — грубо ответил он. — Как вы можете так играть со мной? Вы же знаете, я буквально с ума схожу от мысли, что другой имеет право дарить вам драгоценности, которые от меня вы не принимаете, имеет право любить вас. Иногда мне кажется, что я убью вас, чтобы вы никому не достались, кроме меня.
— И вы были бы тогда счастливы?
— А вы думаете, я счастлив, когда представляю вас в чужих объятиях? — гневно спросил герцог.
— Тогда зачем представлять это? — холодно спросила Корнелия.
— С кем вы вчера ужинали?
— Это мое дело. Я полагаю, вы понимаете, что отказываться в последнюю минуту от свидания невежливо. Когда из «Ритца» прибыла ваша записка, где говорилось, что вы не сможете приехать, у меня не было других планов на вечер.
— Я знаю, знаю, — простонал герцог, — но я ничего не мог поделать. Мне нужно было отправляться в оперу — клянусь вам, я не мог поступить иначе. Для меня было сущим адом сидеть там, сознавая, что мы могли бы быть вместе.
Корнелия пожала плечами, отлично скопировав хорошо известный жест Рене.
— Это не так уж важно, — сказала она, — мне неожиданно нанесли визит, и я провела очень приятный вечер.
В ее голосе послышались мягкие нотки, словно она вспоминала не только о развлечении, но и нечто большее. Затем она взглянула в лицо герцогу и поняла, что зашла слишком далеко. Он положил ей руки на плечи и рывком повернул к себе.
— Этот мужчина, кем бы он ни был, целовал вас? — спросил он. — Я убью вас, если это так.
Корнелия сжалась от прикосновения его рук. Их взгляды встретились, и она увидела в его глазах неприкрытое бешенство, которое тут же исчезло, когда он, подавив стон, обнял ее и поцеловал, сначала
