целую кучу любовников. Чарлз Мьюэлл в этом ряду самый последний.
Она усмехнулась, но в голосе ее слышались слезы.
— В прошлом году мне сосватали нескольких мужчин, примерно столько же было и в позапрошлом году.
— И тебе все равно?
— Что мне с того? — Берил пожала плечами. — Пусть уж лучше говорят, чем молчат; я теперь и вовсе не могу, более того — ненавижу, когда никто не замечает меня.
Она встала со стула и подошла к кузине.
— Я правильно сделала, что поделилась с тобой секретом, дорогая моя. Только ты способна понять, почему иногда я совершаю такие вздорные выходки… Просто чтобы забыть.
— Да, Берил, но пойми, раз ты любила Родни, он всегда будет рядом с тобой, как мама возле меня.
Берил замерла.
— Я пыталась в это поверить, — сказала она. — Узнав о его смерти, я плакала в темноте и молила, чтобы он явился ко мне и обнял, как прежде, только этого… не случилось. Тогда я пришла к заключению, — продолжала она жестко, — что все истории о вечной жизни, которые так бойко рассказывает твой отец, лживы. Когда человек умирает, остающимся здесь выпадают адские муки.
— Нет и нет, — возразила Торилья. — Ты не должна так думать! В самые отчаянные минуты мама была возле меня. Смерти нет — я знаю.
— Тогда почему же Родни не приходит ко мне? — спросила Берил. — Он ведь любил меня, Торилья, и мне не встретить подобной любви. Мы принадлежали друг другу, а теперь он оставил меня ну и… доволен этим.
— Я в это не верю.
— А мне так кажется.
В глазах Берил снова появились слезы, и она смахнула их.
— Теперь выходить нельзя, видишь, какая я уродина. Торилья, я лучше лягу и тебе советую сделать то же самое. Вечером будет обед, правда, небольшой.
— Тебе лучше бы не засиживаться допоздна, ведь твоя свадьба завтра. — Торилья едва сдерживала дрожь в голосе.
— Надеюсь, этого не случится, — сказала Берил. — Галлен не приедет сегодня к обеду, и я не знаю причины. Он прислал извинения еще утром; у него, видите ли, другие планы.
Она иронично усмехнулась.
— По-моему, он намерен распрощаться с одной из своих подружек. Хотелось бы знать, не с той ли вдовой, которая одно время пыталась очаровать его, или с той прелестной рыжей особой, с которой я видела его однажды в театре.
Торилья не сомневалась, причина было не в каких-то там женщинах, на самом деле маркиз решил избежать маленького интимного обеда, потому что там должен был встретиться с ней.
» Следовало уехать на север еще до свадьбы «, — подумала она. Однако и речи не могло быть о том, чтобы бросить Берил, и она радовалась, что не сделала этого.
Берил в какой-то степени облегчила душу, сказав ей всю правду; откровенность во многом избавила Торилью от тревоги, которую она испытывала за свою кузину, которая заметно изменилась после успеха в Лондоне.
Торилье было тяжело от мысли, насколько несчастна Берил под всей этой пеной и мишурой светского успеха.
Тем не менее кузина была замужем за Родни. Она познала доступное женам невыразимое блаженство. Как сказала сама Берил, отпущенные им судьбой три дня прошли как в раю.
А Торилья увезет с собой в Барроуфилд воспоминания об одном удивительном поцелуе и о прикосновении пальцев маркиза к своей руке.
Этим и придется ей жить до конца своих дней.
Но любовь ее так глубока, что Хэвингэм навсегда останется в ее сердце и памяти.
Физически он может принадлежать Берил или другой какой-нибудь женщине, но духовно останется с ней навеки.
На следующее утро, утро свадьбы, вокруг было столько суеты, что Торилье казалось, будто они никогда не доберутся до церкви.
Графиня носилась по дому, отдавая слугам приказы, а потом отменяя их; общее смятение еще более усугубилось опозданием графа.
Его коляску задержали на дороге, и все решили, что он забыл о дне свадьбы и не успеет отдать невесту жениху.
Вдобавок ко всему не было покоя от нескончаемого потока визитеров с записками, посланиями и запоздалыми подарками.
Цветочники доставляли букеты, портные — предметы одежды, в последний момент потребовавшие исправлений.
Для медового месяца Берил следовало упаковать еще дюжину чемоданов.
Однако они с графиней все не могли решить, что именно брать с собой, а что отослать в замок маркиза в Хантингдоншире.
Сумятица не затронула лишь саму Торилью, хотя она и пыталась держаться поближе к кузине — на случай, если понадобится ей.
Кузина была не в меру шаловлива, видела во всем лишь развлечение и ничего не принимала всерьез.
Она прогневила графа замечанием, что якобы изящный лондонский сюртук стал ему маловат; потом она попыталась поменять шляпу матери, от чего графиня даже закричала.
— Не вмешивайся в мои дела, Берил! — бушевала она. — Оставь меня в покое и займись своими вещами. Уверена, что вы со служанкой забыли половину платьев, которые просто необходимо взять с собой.
— Если так, я куплю другие, — немедленно возразила Берил.
Наконец она надела свое розовое платье, вызвавшее бурю негодования отца и матери.
— Розовое платье! Слыхано ли, чтобы невеста была в розовом? — возмущались они, проявляя редкую солидарность.
— Чрезвычайно казусная выдумка, — выразил неудовольствие граф.
— А я и не желаю быть обычной невестой, — заявила Берил. — И ты прекрасно знаешь, папа, что в нем я просто неотразима, — все подтвердят это.
— Ну почему ты не спросила меня?
Почему ты не спросила моего совета? — без конца твердила графиня. — Это большая оплошность, когда невеста не следует обычаю.
— Ну что ж, теперь слишком поздно, — ответила Берил. — Или я отправлюсь в церковь в розовом, или отменим свадьбу.
Возможно, Галлен испытывает облегчение.
Поскольку граф и графиня не желали терять такого выгодного зятя, ультиматум дочери подействовал на них отрезвляюще.
Наконец, лишь на несколько минут позже, чем следовало, графиня и Торилья отправились в церковь, Берил с отцом следовали за ними в другой карете.
— Я надеюсь лишь на то, что Галлен сумеет поладить с Берил, — ворчливо произнесла графиня, как только они отъехали. — Временами она крайне, раздражает меня.
— Но она прекрасна, тетя Луиза, — утешала ее Торилья.
Всю дорогу она пыталась ради блага Берил привести тетю в хорошее настроение и потому не могла обратиться к собственным ощущениям.
А между тем ночь она провела без сна, искушаемая всеми силами ада, борясь с искушениями совести.
Она даже встала с постели, зажгла свечу и стала сочинять записку маркизу.
Я люблю вас, — писала она, — и не могу представить себе жизни без вас. Я выполню
