вашу просьбу и…
На этих словах она остановилась и перечитала написанное, тут же осознав, что находится во власти зла.
Она лихорадочно разорвала записку на мелкие кусочки, а потом бросилась на постель, рыдая отчаянно и безутешно, пока не иссякли слезы.
В церкви Торилья увидела маркиза. Он вышел из ризницы и остановился на ступеньках возле алтаря в ожидании невесты.
Ей показалось, будто черное облако окутало все вокруг.
Как сумеет она прожить без него грядущие годы? Разве способно повиновение долгу и чести компенсировать им обоим унылое и бесплодное существование?
Она шла, опустив глаза, между рядами скамей в нескольких футах от искрящегося, расшитого розами шлейфа Берил, ощущая тупую боль в сердце.
» Я люблю его! Я люблю его!«— выстукивало оно.
Она испытывала всепобеждающее желание, как и в предыдущую ночь, броситься к нему и сказать, что готова идти вместе с ним куда угодно, лишь бы только быть вместе.
Епископ в митре и праздничном облачении начал службу, и, оторвав от земли взгляд, Торилья увидела стоявшего возле Берил маркиза.
Она смотрела на его широкие плечи, на темные волосы, помня каждую морщинку на скрытом от нее угрюмом и суровом лице.
Наконец епископ провозгласил:
— Посему, если кто-нибудь может назвать справедливую причину, запрещающую этим двоим сочетаться законным браком, пусть говорит или же потом соблюдает тишину.
— Справедливую причину, — повторила негромко Торилья.
Что может быть справедливее любви?
Что может быть важнее, чем любовь, соединяющая тех, кому надлежит стать мужем и женой?
Торилье хотелось закричать и остановить службу, но, сделав небольшую паузу после этих слов, епископ продолжал:
— Я требую и обязываю вас обоих, зная, что за это вам надлежит ответить в день Страшного Суда, где будут открыты тайны всякого сердца, немедленно объявить о любом известном вам справедливом препятствии, мешающем вам соединиться в законном браке.
Торилья уставилась в затылок Хэвингэма, она ждала, когда он обернется и посмотрит на нее.
— Галлен Александр, — говорил между тем епископ, — возьмете ли вы эту женщину в законные супруги, чтобы жить вместе, соблюдая святые Заповеди Господни?
Разодетые в шелка и атласы гости, казалось, закружились вокруг них, и Торилья подумала, что вот-вот упадет в обморок.
И вдруг от входа в церковь донесся голос:
— Остановите венчание! Оно не может свершиться!
Все головы повернулись назад. Торилья тоже обернулась.
Б проходе перед западной дверью стоял мужчина. Спина его была обращена к свету, и она не видела его лица. Высокий, он шел по проходу, заметно хромая; сапоги для верховой езды были покрыты пылью.
Когда он сделал несколько шагов, Торилья заметила на его лбу глубокий затянувшийся рубец и тут же узнала его. Прокатившийся над головами возглас принудил епископа остановить службу, и Берил вместе с маркизом медленно повернулись.
Под высоким сводом церкви прозвенел женский голос:
— Родни!
Берил, спотыкаясь, бежала между рядами скамей, и упасть ей помешал Родни, заключивший ее в объятия.
— Родни… Родни! Ты… ты жив! Ты жив!
Неразборчивые слова были наполнены таким непомерным счастьем, что исторгли слезы из глаз многих женщин.
— Ты же… погиб! Но ты… жив! Жив! — не умолкала Берил. — Родни! Родни!
— Я жив, моя дорогая жена, — сказал Родни, — и не допущу, чтобы тебя обвенчали с другим.
— Как будто я этого хочу! — призналась Берил. — Дорогой мой, я была так несчастна… так измучена. Я и не думала, что когда-нибудь увижу тебя.
Голос ее осекся, да она и не могла ничего сказать, потому что Родни целовал ее, целовал страстно, на виду у целой толпы.
Торилья не помнила, как они добрались от церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер до Карлтон- Хауса.
Они ехали в одной коляске с графом и графиней, будучи столь ошеломлены, что не могли ничего сказать и только без конца повторяли имя Родни.
Прежде чем они уехали, он успел объясниться с епископом.
Родни вкратце рассказал его светлости, что только сейчас прибыл из Франции и скакал всю ночь, дабы вовремя успеть в церковь и тем самым избавить Берил от совершения греха двоемужества.
В Карлтон-Хаусе он принес извинения принцу-регенту за свое появление, но, заинтригованный повествованием, принц счел их несущественными.
— А теперь, мой дорогой мальчик, расскажите мне подробнее, что произошло, — сказал он своим густым, сочным голосом. — Как могло случиться, что о вас забыли, когда наша армия оставила Францию?
То, чего она не услышала на приеме, Торилья узнала потом, когда все вернулись в Керзон-Хаус.
После битвы при Тулузе, где Родни получил серьезную рану, его приняли за убитого и, сняв мундир, оставили на поле боя.
Мародеры, промышлявшие на войне, забрали все, что у него было, в том числе и сапоги.
Раненный в голову, он был без сознания, к тому же пуля засела и в ноге.
Британцы, подбиравшие своих раненых, явно проглядели его, и только два католических священника, приступив к отходной по усопшим, заметили, что он еще жив.
Родни отвезли в монастырь, где монахини выхаживали нескольких раненых, слишком слабых, чтобы их можно было отправить в госпиталь — в Тулузу или Бордо.
Они склонялись к тому, что спасти его жизнь невозможно, но через несколько месяцев, когда способность думать и говорить вернулась к нему, оказалось, что Родни полностью утратил память.
— Я не помнил даже своего имени, не помнил, что англичанин.
— А меня ты тоже забыл? — спросила Берил.
Родни обнял ее, глядя на жену полными любви глазами, и Торилья поняла, что о счастье кузины можно более не беспокоиться.
— Ты, моя дорогая, была первой, кого я вспомнил, когда разум вернулся ко мне, — сказал он. — Я сразу представил твое прекрасное лицо, но вот имени никак не мог вспомнить.
— Того же, что и у тебя, — сказала Берил сквозь слезы.
— Я вспомнил это потом. — Родни поцеловал ее в лоб.
— Продолжай, — попросила графиня. — Я должна услышать конец истории.
— Это случилось всего три недели назад, — поведал Родни. — Покрывало, под которым скрывалась моя память, вдруг исчезло, и я вспомнил все. Однажды утром я проснулся, вспомнив свое имя, свой полк и свою жену.
Он крепче обнял Берил.
— Я понял тогда, что важно лишь одно: я должен скорее вернуться к тебе, моя любимая.
— Почему же ты так медлил?
— Начнем с того, что у меня не было денег и пришлось сперва добраться до Парижа, — объяснил Родни. — Я знал, что в Британском посольстве помогут, и не ошибся. Наш посол поверил моему рассказу и оплатил мое возвращение в Англию.
— Ты имел на это полное право, — заметил граф.
