— Это фамилии гостей, которые мы обсудили вместе с принцем Чарльзом, — сказала она. — Видишь, мы оба рассчитывали на то, что ты будешь ужинать у меня, ведь Сабина одна из приглашенных. Но так как ты ни разу не упомянул об этом, я поняла, что тебя не будет, и пригласила лорда Шерингема, чтобы он занял твое место.
Сабине стало любопытно, будет ли Артур протестовать по поводу присутствия на ужине своего старого знакомого. Но он лишь прочел список приглашенных, приятно удивившись знатности некоторых из них. Затем он вернул листок матери.
— Возможно… я должен принести тебе извинения, сказал он.
Казалось, эти слова буквально вырвали из его губ, и Сабина, несмотря на то что знала его так мало, поняла: Артур приложил огромное усилие, заставив себя произнести их.
— Не стоит, — сурово ответила леди Тетфорд. — Мне теперь безразлично, что ты делаешь или говоришь. За последние десять лет ты ясно дал понять, что ты думаешь обо мне.
Она отвернулась, и, хотя ее голос и был сух, Сабина подозревала, что на ее глаза в этот миг навернулись слезы.
— Ты не вправе ожидать от меня… — начал Артур, но осекся. — Конечно, не следует начинать все сначала.
— Не следует, — согласилась леди Тетфорд.
— Тогда увидимся сегодня вечером.
Мгновение он, казалось, размышлял, как ему надлежит уйти, — мать не смотрела в его сторону, а Сабина выглядела абсолютно потрясенной. Наконец он выдавил улыбку.
— Прости меня, Сабина, — сказал он, — что тебе пришлось выслушать то, что, должно быть, показалось тебе сугубо семейным делом. Но ты ведь теперь член нашей семьи, и лучше, если ты сразу узнаешь о нас самое плохое.
— Да, конечно… я понимаю, — пробормотала девушка.
— Тогда до свидания. И оставь для меня несколько танцев. Конечно, мне придется потанцевать и с другими женщинами, того требует мой долг, но я буду уделять тебе внимание.
— Благодарю, — ответила Сабина.
Он задержал ее руку в своих ладонях и взглянул на мать. Леди Тетфорд продолжала стоять к ним спиной и была, казалось, погружена в созерцание того, что лежало на ее письменном столе. Артур секунду подождал, находясь в некотором замешательстве, а потом, не произнеся ни слова, вышел из комнаты.
Когда дверь за ним закрылась, Сабине вдруг захотелось догнать его, сказать, что он не должен так мучить свою мать, причинять ей столько боли, оскорблять ее.
Пусть она говорит, что ей все равно, но Сабина-то прекрасно знала, что любое недоброе слово для нее было словно удар кинжала в сердце.
Как, должно быть, она страдала, думала Сабина, все эти долгие годы, когда Артур ненавидел и презирал ее за то, что она последовала зову своего сердца. Сабина вспомнила, как ее родители доверяли и любили друг друга, как лицо леди Эвелин вспыхивало от радости, когда в комнату входил ее муж. А он, стоило ему переступить порог, тут же либо называл ее имя, либо спрашивал своих дочерей: «А где мама?»
Это была любовь. Ту же любовь леди Тетфорд, должно быть, питала к человеку, с которым убежала за границу. К Гаю, который умер. Теперь у нее остался только Артур. Сабина подумала, что, если бы Гарри за говорил с ее мамой в тоне, каким говорил со своей матерью Артур, все в доме священника решили бы, что настал конец света.
— О, мама, ты не знаешь, что значит быть дома, сказал однажды Гарри, приехав в отпуск. — Я так скучаю! Мне так тяжело быть вдали от вас!
— Но, Гарри, тебе же нравится служить во флоте, разве нет? — с тревогой спрашивала леди Эвелин.
— Да, но только тогда, когда я не думаю о доме, вздохнул Гарри.
Сабина и ее сестры всегда знали, что мама любило Гарри больше их всех. Гарриет была любимицей папы хотя Сабине иногда казалось, что с тех пор, как она вы росла, он любил больше ее. Но кого больше любила мама, было очевидно.
— Есть некая связь между матерями и их сыновьями которая сильнее, чем любая другая любовь, — однажды сказала их старая няня, когда леди Эвелин в слезах бросилась наверх к себе в спальню, когда Гарри пришло время возвращаться в школу.
— Ты хочешь сказать, что мама любит Гарри больше, чем нас? — спросила Ангелина. В то время она была еще совсем крохой, и ее большие карие глаза налились слезами.
— Конечно, — безжалостно ответила няня. — И нечего злиться по этому поводу. Матери и сыновья, отцы и дочери. Так устроен мир, и никому еще не удавалось идти против природы.
Сабина часто вспоминала эти слова и слепо верила в них. Нельзя идти против природы! Теперь ей казалось, что Артур и его мать уничтожали все то прекрасное, во что она верила с детства. Дом всегда служил ей надежной, защищенной крепостью, в которой она могла укрыться от любых невзгод, и она считала, что так должно быть у всех.
Она долго стояла и смотрела на закрывшуюся за Артуром дверь, а потом бросилась к леди Тетфорд и горячо сжала ее руки в своих.
— Мне очень жаль, — тихо проговорила она.
— Не жалей меня, — ответила леди Тетфорд, чуть дыша. — Это единственное, чего я не выношу. Он был таким милым мальчиком.
Она высвободила свою руку из рук Сабины и вышла из комнаты. Сабина слышала, как она медленно поднималась вверх по лестнице, и шорох ее шелковых нижних юбок, который сопровождал ее везде, куда бы она ни шла. звучал, как самый нежный из вздохов.
Сцены откровений, преподанные ей Артуром и Сесиль, повергли Сабину в уныние. Ее вдруг безудержно потянуло домой, захотелось почувствовать на своих щеках руки и губы ее родной семьи, тепло их любви. Дома они были в безопасности, дома им были не страшны никакие беды.
Когда она приехала сюда, Монте-Карло показался ей волшебным уголком, но теперь горе, проблемы и трудности людей, с которыми она познакомилась, мерещились на каждом шагу. А стоило ей подумать об Артуре, как она начинала дрожать: злоба и жестокая холодность в его голосе, когда он разговаривал с матерью, пугали ее.
Теперь она точно знала, что боится его. Если взглянуть правде в глаза, она боялась его с самого начала, но сперва она убедила себя, что это естественная реакция на его возраст. Мужчину тридцати лет нельзя было сравнивать с деревенскими мальчиками, с которыми она танцевала или ездила верхом на охоту. Да и кроме того, он жил в мире, о котором она так мало знала.
Все это могло послужить объяснением того, что в его присутствии она чувствовала себя неловкой и робкой девчонкой. Но теперь она поняла, что за этим стояло совсем иное. Она не понимала его, как, по ее мнению, понимала других мужчин, с которыми ей приходилось общаться, и, оставшись одна в тиши своей комнаты, Сабина не уставала задавать себе один и тот же вопрос, который в глубине души мучил ее уже давно: почему он хотел жениться на ней? Он отнюдь не казался до безумия влюбленным молодым человеком, хотя, возможно, по-своему, пусть несколько холодно, но выражал свою любовь.
«Я такая неопытная, — думала она. — Я знаю так мало о мужчинах и их чувствах. Я думала, любовь сама показывает себя…»
Сабина внезапно остановила себя. Она вдруг вспомнила о незнакомце, чьи темные глаза горели восхищением, когда смотрели на нее, чей голос казался низким, когда он говорил о любви… и по- французски, и по-английски.
Она даже махнула рукой, словно отгоняя от себя эту мысль.
— Я, должно быть, сошла с ума, если думаю о таких вещах, — вслух произнесла она и затем лихорадочно, не смея больше задавать себе вопросы, стала одеваться для бала.
Задолго до того, как она спустилась вниз, ожидая, когда приглашенные на званый ужин гости начнут собираться, и еще до того, как она показалась леди Тетфорд и услышала от нее слова одобрения, она поняла ее платье принесет ей успех.
Весенние цветы, пришитые к нежному, словно газ, материалу, были уже сами по себе обворожительны. Ее длинные, светло-золотые волосы, спадающие на плечи и поддерживаемые только венком из
