— Но вы ведь не русская, то есть не совсем русская. Вы наполовину француженка.
— Это еще хуже! — воскликнула Зоя. — Англия ведь воюет с Францией!
— Сейчас и Россия воюет с Францией, — заметил герцог.
— Я волнуюсь за отца, как он там в Москве. Если французы подойдут к Москве, битва наверняка будет… страшной.
— Думаю, русские сделают все возможное, чтобы не подпустить французов к Москве, — уверенно сказал герцог.
— Все так ужасно… так бессмысленно, — вздохнула Зоя. — Маленькой девочкой я очень любила Париж. Папа так страдает при мысли, что столько людей гибнет напрасно, исключительно из-за ненасытных амбиций даже не француза, а… корсиканца! Почему же это происходит?
» Этот вопрос задают многие французы, которых я знаю, — подумал герцог, — но у меня нет ответа на этот вопрос «. Вместо ответа герцог сказал:
— Знаю, что у вас могут быть осложнения, если я задержусь здесь дольше, но я хочу видеть вас снова. Если вам будут грозить какие-либо неприятности, не стесняйтесь и обращайтесь ко мне.
Помолчав, он добавил:
— Обещайте мне, что поступите именно так.
— Обещаю, — мягко ответила Зоя.
Герцог подумал, насколько это характерно для нее — не избегать прямого ответа и не драматизировать событий, как на ее месте поступили бы многие женщины.
Они встали, и герцог взял руку Зои в свои.
Она почувствовала его губы на своей нежной коже.
— Берегите себя, — сказал он и, не обернувшись, вышел из комнаты.
Некоторое время Зоя смотрела ему вслед. Затем она прижала руки к груди, словно пытаясь успокоить свое смятение.
Глава 4
Княгиня Всевольская с Таней сначала отправились с визитом к своей престарелой родственнице, жившей в великолепном дворце на одном из островов Невы.
Она была так стара и так много пережила в своей жизни, что ее уже не интересовали происходящие события.
Однако она была верной, преданной почитательницей царя и непрестанно говорила о его обаянии и внушительной внешности.
Недавно ее посетила мадам де Сталь, французская писательница, превозносившая царя и твердившая всем и каждому, какое глубокое впечатление он произвел на нее своей благородной простотой, вызвавшей к нему в Европе огромный интерес.
— Александр, — говорила старая леди, — как раз такой царь, о котором русские давно мечтали. Увидите, он займет достойное место в истории.
Тане этот визит казался очень скучным, и она развлекалась разглядыванием красивых вещей, которыми был полон дворец.
Когда они покинули родственницу, мать сказала Тане:
— По крайней мере есть хоть один человек, который доволен правлением в России, но меня не оставляет чувство, что подобные похвалы его императорскому величеству — случай исключительный.
— А я думаю, мама, что все восхищаются царем, — ответила Таня. — Он такой красивый. В мундире он выглядит очень внушительно.
Княгиня оставила при себе довольно резкое замечание и вместо этого снова заговорила о герцоге:
— Таня, ты должна оказывать ему как можно больше внимания. Улыбайся, спрашивай его мнение, но ни в коем случае не докучай ему банальностями.
— Что ты имеешь в виду, мама?
Княгиня посмотрела на дочь и подумала, что при всем своем очаровании Таня не настолько умна, чтобы заинтересовать избалованного женским вниманием герцога.
Затем они заехали в Зимний дворец, где спросили, могут ли получить аудиенцию у царицы.
Елизавета Федоровна, всегда относившаяся к княгине с большой симпатией, тотчас же согласилась принять ее.
Княгиню с дочерью провели в личные покои царицы, и Таню поразили прекрасно украшенные комнаты.
Царица ласково встретила княгиню и ее дочь.
Сейчас, благодаря трудной ситуации в стране, отношения царской четы были гораздо лучше, чем прежде. Александр уже не проводил долгие часы с Марией Нарышкиной. Вместо этого он искал опоры в своей жене, и она от всего сердца старалась его поддержать.
Княгиня подумала, что царица сохраняет удивительное присутствие духа.
— Мадам, вы очень мужественны, — сказала она.
— Стараюсь, — просто ответила царица. — Но мне трудно передать вам, как я переживаю, что моя дорогая и любимая мною, как собственное дитя, Россия больна.
Она глубоко вздохнула и продолжила:
— Уверена, что господь не оставит ее своей милостью, но ей придется перенести страдания, а вместе с ней буду страдать и я, разделяя ее боль.
Княгиня взяла руки царицы в свои и пожатием дала понять, насколько она понимает ее чувства.
Потом уже спокойным голосом царица стала рассказывать о фонде помощи детям-сиротам, родители которых погибли на войне, и о том, что она собственноручно передала на благотворительные нужды девять десятых своего годового содержания.
Дело уже шло к вечеру, и княгиня ждала, что царица подаст им знак об окончании визита. Внезапно дверь распахнулась и в комнату быстро вошла одна из придворных фрейлин. Лицо ее выражало отчаяние.
— Ваше величество! Мадам! — воскликнула она. Императрица поднялась и озабоченно спросила:
— Что стряслось? В чем дело?
— Говорят, мадам, — с трудом выговорила фрейлина, — что французы собираются двинуться в направлении Санкт-Петербурга!
— Этого не может быть! — воскликнула царица.
— Так сказал гвардейский капитан, мадам. Ему сообщили, что правительство уже планирует эвакуацию ценностей.
— Я в это не верю! — вскричала царица — Я сейчас же должна увидеться с императором.
Она вышла из комнаты, а княгиня, взяв Таню за руку, направилась к выходу из дворца.
Коридоры были полны людей, бегавших взад-вперед, громко переговариваясь. Здесь были кавалергарды в золоченых нагрудниках, епископы и митрополиты в белых клобуках с покрывалами, ниспадающими на плечи, и придворные арапчата в ярких камзолах.
Княгиня столкнулась со знакомой, которая кричала:
— Это невыносимо, немыслимо! Уверена, кто-нибудь остановит их прежде, чем они до нас доберутся!
— Думаю, так и будет, — попыталась успокоить ее княгиня.
— Клянусь, я скорее вырву себе язык, чем когда-нибудь опять заговорю по-французски! — вновь истерично закричала знакомая княгини. — Всех французов, будь то мужчины или женщины, нужно немедленно изгнать из Санкт-Петербурга или сослать в Сибирь!
Она со злобой выкрикнула эти слова, а затем исчезла в толпе людей, бегущих, орущих и громко проклинающих французов и их императора Наполеона.
Княгиню ждала ее карета. Когда они отъехали от дворца, Таня робко спросила:
— Французы убьют нас, мама?
— Уверена, что твой отец и русская армия остановят их гораздо раньше, чем они подойдут к Санкт- Петербургу, — сухо сказала княгиня.
Она перекрестилась и зашептала молитву.
В доме Всевольских в отличие от суматохи, царящей в Зимнем дворце, все было тихо и спокойно.
