— Как сущий дьявол, — перевела Шона. — У него было длинное, худое лицо и светлые, как песок, волосы.
Пьер вновь заговорил.
— Он говорит, что после пожара ухаживает за кладбищем, — пояснила Шона. — Теперь, когда его зрение с каждым днем ухудшается, это единственное, чем он может заниматься.
— Он совсем плохо видит?
— Да, — сказала она, передав вопрос. — Он может различить свет и формы предметов, но не видит черты лица людей.
Ей показалось, что маркиз немного успокоился.
Он достал из кармана золотую монету и вложил ее в руку Пьера.
— Какие еще подробности того дня сохранились в его памяти? — нетерпеливо спросил он. — Я хочу знать все.
Пьер повертел монету в пальцах.
— У нее были золотистые волосы, — вспомнил он. — Я видел, как они сверкали на солнце, когда девушка вбегала в церковь, держа за руку своего возлюбленного. Ее звали Анжела. Я помню, как мужчина говорил, что ее назвали в честь ангелов. Ей было не более восемнадцати лет. Ему, полагаю, около двадцати двух. Они были как малые дети...
— Да, — еле слышно подтвердил маркиз.
— Они громко смеялись. Для них это было что-то вроде забавного приключения. Конечно, они спешили — за ними ведь гнались, — но все равно не переставали смеяться. Они были вместе — и этого было довольно.
Шона перевела эту часть рассказа маркизу. Мертвенно-бледный, он выслушал ее молча, не в силах пошевелиться от потрясения.
— Уверен, что вы тоже никогда не видели людей, любивших друг друга сильнее, чем те двое, — вздохнул Пьер. — Они, казалось, узнали извечный секрет жизни, который делал их неуязвимыми для зла и несчастий. Иной раз я вспоминаю их и задаюсь вопросом: что же случилось с ними потом? Настиг ли их тот мужчина, который сжег церковь? Знаю лишь одно: их любовь сохранилась. Такая любовь умереть не может.
Пьер заговорил очень медленно, и Шона догадалась, что теперь даже маркиз понимает смысл произносимых слов. Лицо его оживилось.
— Вы правы, — сказал он. — Любовь не может умереть.
Он отвернулся и зашагал прочь.
— Это были его друзья? — спросил Пьер.
— Да, — с грустью в голосе отозвалась Шона. — Полагаю, что так.
Пьер вернулся к работе. Шона оставалась на месте, не сводя глаз с маркиза. Тот вновь направился к остаткам алтаря.
Там он остановился, и на миг Шону посетило видение: юноша стоял возле девушки, которую обожал, и золотые волосы невесты сверкали на солнце. Любовь, связавшая этих двоих, была настолько сильной, что превратилась в некий талисман.
Двое детей, бесстрашных, готовых на все, ибо их любовь не могла умереть...
«И она
В сердце Шоны словно дул ледяной ветер.
Что-то подсказывало ей: если этот человек обречен прожить остаток своих дней одиноким, словно в пустыне, то и она никогда не познает ничего, кроме одиночества.
Вернувшись на судно, они обнаружили, что все уже готово к отплытию. Маркиз посовещался с капитаном, и через час они уже плыли по направлению к Бискайскому заливу, а оттуда — к Гибралтару.
Эффи в мельчайших подробностях описала, как Лайонел пытался покинуть судно, но этому воспрепятствовал капитан.
— Я велела Лайонелу держать себя в руках, — похвасталась Эффи. — Думала, он не станет обращать на меня внимания, но не тут-то было. Впрочем, я быстро его приструнила. Он, в общем-то, неплохой парень, если не потакать его капризам.
— Уверена, маркиз будет очень рад это слышать, — улыбнувшись, сказала Шона.
— Вы ездили в какое-то интересное место?
— В небольшую церквушку близ Кале. У маркиза были довольно веские и в то же время странные причины для этой поездки. Эффи, я начинаю думать, что некоторые вещи, сказанные тобой, не так уж далеки от истины.
— Нет, не монстр, но одержимый — человек, не могущий обрести покой.
— Из-за нее?
— Из-за нее? — с легким раздражением эхом откликнулась Шона.
— Из-за его невинно убиенной возлюбленной, — с некоторым удовольствием смакуя эти слова, ответила Эффи.
Шоне такое определение показалось просто отвратительным. В подобном свете маркиз выглядел персонажем дешевой мелодрамы, что было несправедливо по отношению к живому, тяжко страдающему человеку, которого она видела сегодня в церкви. Человеку, вынужденному снова, след в след, возвращаться к месту, где он познал такое недолгое счастье.
Больше в тот день она маркиза не видела. За ужином они с Эффи присоединились к Лайонелу в столовой, где стюард сообщил им, что его светлость ужинает один в своей каюте.
Ужин был превосходный. Лайонел и Эффи, судя по всему, отлично поладили, и в ее обществе молодой человек вел себя как истинный джентльмен. Только Шона не испытывала удовольствия. Ее мысли оставались с тем, кто сейчас в одиночестве предавался горьким раздумьям.
Остаток вечера она провела на палубе, слушая ветер и шум волн. Яхта плыла теперь быстро, бороздя волны все более неспокойного моря.
Когда Шона наконец спустилась в свою каюту, Эффи уже готовилась отойти ко сну. Девушки пожелали друг другу спокойной ночи.
Прошло несколько часов, прежде чем Шоне удалось уснуть. Беспокойно подремав некоторое время, она вновь проснулась.
Вскоре девушка встала и, накинув на плечи шаль, выскользнула в коридор. Она шла к каюте маркиза. Возможно, это могло показаться неслыханной наглостью, но Шона должна была убедиться, что с ним все в порядке.
У самой двери она остановилась, ожидая услышать уже знакомые нервные шаги. Однако из-за двери не доносилось ни звука.
Она уже решила, что может со спокойной душой уйти, когда воздух вдруг огласил жуткий вой. Кровь застыла у нее в жилах — вой продолжался. Зверь, угодивший в западню, должно быть, издает подобные звуки.
Не раздумывая, Шона толкнула дверь и вошла, притворив дверь за собой на случай, если бы в каюту вздумал зайти еще кто-то.
Маркиз лежал в постели. Он метался, дергался и отчаянно вопил.
Шона приблизилась к нему, опасаясь, что он рассердится, увидев ее. Но тут же поняла, что он спит, и его западня — мучительный ночной кошмар.
Она на цыпочках подошла к кровати и, присев на ее край, протянула маркизу руку.
Он тотчас сжал ее ладонь, да так крепко, что она чуть не закричала. Однако ей удалось сдержаться — не хотелось его будить.
— Где ты? — хрипло прошептал он. — Где ты? Я тебя не вижу.
— И все-таки я здесь, — осторожно промолвила она.
— Ты всегда здесь, — прохрипел он. — Всегда здесь — в моем сердце, в моих мыслях. Все эти годы твой дух не покидал меня.