Любовь на Востоке

Шона вздрогнула, поняв, к кому на самом деле обращены эти слова.

Не осознавая, что ею движет, она все же повиновалась своему инстинкту и мягко ответила:

— Если ты знаешь, что я здесь, то тебе незачем меня видеть.

Эффект ее голоса был незамедлительным: маркиз сразу же успокоился и затих. Он не открывал глаз, однако у Шоны создалось странное впечатление, будто он не оставляет попыток увидеть ее.

— Это ты? — пробормотал он. — Ты правда здесь?

— Да, я здесь.

— Сегодня я почувствовал, что ты рядом, стоя у алтаря, где мы когда-то стояли вместе.

Внезапная тревога обуяла Шону. Она должна немедленно уйти. Если он проснется и обнаружит, что она обманывает его, то ужасно разгневается — и поделом ей.

Однако когда она попыталась высвободить руку, хватка маркиза вновь стала крепкой.

— Не уходи, — пробормотал он. — Не уходи... Анжела.

— Мне пора, — нежно сказала она. — Я пришла ненадолго, потому что... — она заколебалась, не зная, как завершить свою фразу.

— Потому что знала, что сердце мое тоскует по тебе.

— Столько лет спустя? — с горечью в голосе спросила она.

— Да. И будет тосковать до конца моих дней.

— Это слишком долго, — сказала она. — Ты полюбишь вновь.

— Нет, — сказал он чуть ли не с яростью. — Я не смогу полюбить никого, кроме тебя. Любовь моя... Анжела, моя любовь.

Он вдруг отпустил ее руки, но тут же взял за плечи и привлек к себе.

Шона попыталась освободиться из этих внезапных сильных объятий, но не смогла. Маркиз крепко спал, запертый в своем мире фантазий, где его возлюбленная Анжела была по-прежнему жива.

И тут он стал ее целовать. Его губы ласкали ее неистово, с безудержной страстью.

На мгновение Шона растерялась, не зная, как себя вести. Тревога и возбуждение охватили ее. Она должна это прекратить!

И в то же время девушка понимала, что вовсе не хочет его останавливать.

Прикосновение его губ было таким волнующим! Раньше ее не целовал ни один мужчина, и новое для нее ощущение привело ее в неописуемый восторг.

Стальная хватка его рук, ласка теплых губ, пряный запах здорового мужского тела — все это наполнило ее чувством, в котором она с неохотой признала физическое влечение.

Это было чувство шокирующее, недостойное, позорное.

И — изумительное, прекрасное.

Не отдавая себе отчета в собственных действиях, Шона расслабилась и прижалась к этому сильному телу, ощущая сквозь тонкую ночную сорочку его жар. Голова ее шла кругом, сладкая истома овладевала ею. Она хотела, чтобы поцелуи длились вечно, хотя и понимала, что должна быть сильной и прекратить это бесстыдство.

— Анжела, — прошептал он, едва размыкая губы. — Анжела, любовь моя... вернись ко мне... вернись ко мне.

Отчаянная тоска, звучавшая в его голосе, развеяла сладкий флер, окутавший девушку. Она крала поцелуи, принадлежавшие другой женщине, хотя обман ее был абсолютно невинен.

Охваченная угрызениями совести, она стала вырываться из объятий маркиза, но тот сжал ее еще крепче.

— Не уходи, — взмолился он. — Не покидай меня опять...

Слава Богу, глаза его были по-прежнему закрыты. Но Шону ужасало то, что в любую секунду он мог проснуться и увидеть себя обманутым.

Собравшись с силами, она наконец высвободилась и соскочила с кровати.

— Анжела...

Она попятилась к двери, не отрывая глаз от маркиза. Точно в агонии, он простирал к ней руки и молил не уходить. В следующий же миг он мог очнуться и увидеть ее.

И Шона бежала.

Проведя всю ночь в пути, они наконец вошли в воды Бискайского залива, и погода совсем испортилась.

Шона не покидала своей каюты все время, пока яхту швыряло порывистым ветром.

— У нее разыгралась морская болезнь, — доверительным тоном сообщила маркизу Эффи, когда они вышли к завтраку. — Она просит прощения за свое отсутствие.

— Ничего страшного, — ответил маркиз. — Сомневаюсь, что мне захочется работать в такую непогоду.

В глубине души он был рад, что не придется хотя бы некоторое время смотреть в глаза Шоне. По правде говоря, он вообще сомневался, что сможет когда-либо смотреть ей в глаза — после той ошеломляющей иллюзии, которая посетила его этой ночью.

Он лег в постель, пребывая в уверенности, что ему приснится Анжела. После посещения руин церкви, где они обвенчались, и невольного воскрешения всех воспоминаний это было неизбежно.

Мгновения, которые маркиз провел перед превращенными в пепел остатками алтаря, те краткие мгновения, когда он ощущал ее незримое присутствие, были исполнены призрачного, хрупкого счастья. И все же он понимал, что за них придется расплачиваться.

Так и случилось. Во сне она вернулась к нему, ее глаза с любовью смотрели на него, но в них можно было прочесть и упрек: ведь мужчина, убивший ее, избежал наказания.

Он молил ее о прошении. В течение долгих лет искал убийцу, гонялся за ним по всему миру, одержимый местью, шел за ним по пятам и клялся, что не обретет покоя, пока преступник не будет наказан. Однако преследование так и не увенчалось успехом, и это фиаско камнем легло на сердце маркиза. Ему казалось, что его любовь словно обесчещена.

Во сне она шептала, что он еще полюбит снова, но маркиз знал, что не сможет вернуться к радостям любви, пока Анжела не отомщена.

А потом...

Маркиз резко встал и вышел из-за стола. Он должен был остаться один, прежде чем позволить себе мысли о продолжении того сна. Это было слишком страшно, слишком прекрасно и слишком тревожно.

Он целовал ее, как не раз целовал прежде. Конец сна всегда оставался неизменным: возлюбленная исчезала, оставляя его в полном одиночестве, наедине со своим горем.

На этот раз она не исчезла. Она превратилась в другую женщину. На несколько восхитительных мгновений женщиной, которую он сжимал в своих объятиях, оказалась не Анжела, а его сухая ханжа секретарша.

Вот только она вдруг перестала быть сухой ханжой и прижималась к нему также пылко, как он ее обнимал.

Ее прекрасные волосы, которые он видел лишь однажды, но так и не забыл, струились в его ладонях, прельщая своей роскошью, желанием погрузить пальцы в этот нежнейший шелк...

Он ощущал тепло ее тела и знал, что она вожделеет его не меньше, чем он ее. Губы девушки отвечали на его поцелуи.

Но в следующий миг он держал в руках лишь воздух.

Она ушла.

Когда знойный мираж улетучился, маркиз проснулся и понял, что снова одинок и несчастен. Он еще долго лежал в темноте, пытаясь понять, что же с ним произошло. Но понимание так и не приходило.

Наконец он встал, накинул халат и выглянул в коридор.

Разумеется, там никого не оказалось. Ему стало стыдно. Для уважаемой леди непростительным оскорблением было бы даже допустить, что она могла ночью прийти к нему в каюту. И все же он, не в силах остановиться, ходил по коридору, пока не очутился возле каюты Шоны. Там он замер и внимательно прислушался. Его самого шокировало собственное неподобающее поведение, но уйти он не мог.

Он представлял себе, как она лежит там, за дверью, на своем целомудренном ложе, в абсолютном