Милая чаровница [Милая колдунья]

Теперь она познала, что такое любовь, и была готова сражаться за человека, которому отдала свое сердце, несмотря на любые его проступки.

В платье из ярко-голубого шелка и бархатном жакете она села за стол и, враждебно посмотрев на Эди Моргана, с удовлетворением отметила, что он был очень обеспокоен.

Мистер Вирдон бросил на нее понимающий взгляд. Виктор был на пределе и, чтобы скрыть это, много пил. Мадам Бертин отсутствовала. После ссоры с Эди она удалилась к себе с го­ловной болью и вынуждена была принять сно­творное. Кейт была здесь, но находилась в та­ком дурном расположении духа, что отказалась от еды, хотя пила один стакан шампанского за другим.

– Я же сказал, нет! Сегодня ты остаешься здесь, – говорил Эди, когда Зария вошла в са­лон.

– Почему мне нельзя ехать? Я бывала в мес­тах и похуже, – возразила Кейт.

– Не в этом дело, – ответил Эди. – Зарию нам придется взять: она одна понимает этот чер­тов язык. Но мы не собираемся подвергать себя ненужному риску. С любой стороны, это такое место, куда женщинам не стоит показываться.

– Ты труслив, как цыпленок, в этом-то все и дело, возразила Кейт. – В наши дни американ­цы, если у них достаточно денег, могут ходить ди туда, куда захотят. Никто не. подумает резать курицу, которая несет золотые яйца.

– Я не собираюсь спорить с тобой, – сказал Эди. – Если хочешь, я свожу тебя туда завтра или послезавтра, но не сегодня!

– В таком случае я очень надеюсь, что все твои планы рухнут! – воскликнула Кейт и больше за все время ужина не произнесла ни слова.

Воцарилась неловкая тишина, прерываемая только требованиями Виктора вновь наполнить его стакан. Эди осуждающе посматривал на не­го, но не возражал ни слова. Мистер Вирдон ел в своей обычной, важной и неторопливой ма­нере и тоже практически не разговаривал. В девять Эди поднялся из-за стола.

– Вы готовы? – спросил он Зарию.

– Да, – ответила она.

Она скользнула в рукава голубого бархатного жакета, который застегивался на пуговицы до самого горла. Он кончался на талии и не сдер­живал полета широких юбок. Это была одна из самых очаровательных моделей мадам Бертин, и Зария подумала, что ей, наверное, надо было заглянуть к мадам до того, как подниматься на палубу. Однако ей было трудно сосредоточиться на чем-нибудь, кроме мысли о Чаке. Идя за Эди к такси, которое ожидало их у сходен, она раз­мышляла, что Чак найдет способ, чтобы сего­дня же вечером связаться с ней. Нелогично, не­умно, но она все равно верила в это. Чак знает, как она беспокоится о нем, понимает, в каком опасном положении оставил ее. Он поможет ей, чего бы это ни стоило ему самому.

Но как она ни была уверена, логика и здра­вый смысл подсказывали обратное: он поспе­шил к дому матери и прячется сейчас в таком месте, где полиции его не найти.

Если жандармы и возвращались на яхту, ей об этом не сообщили. Она могла бы расспросить Джима, но чай ей принес другой стюард. Тот сказал, что у Джима выходной, он еще утром ушел на берег и вернется только после обеда.

«Он помог бы мне», – подумала было Зария, но тут же поняла, что все равно ничего нельзя было сделать. Она хотела поговорить с капита­ном, но побоялась. Предположим, – только предположим, – что Чак действительно совер­шил что-то противозаконное. В этом случае она только ухудшит дело.

Уже переодевшись к ужину, она заглянула в каюту Чака. Ей не просто хотелось немного ус­покоиться, прикоснувшись к его вещам, но она решила, что поступит мудро, если проверит, нет ли среди них того, что могло быть поставлено ему в вину.

В каюте уже навели порядок. Костюмы Чака были убраны в гардероб, пижама аккуратно лежала на кровати, халат висел на стуле. Все казалось обычным, и ничего не говорило о личности жившего здесь человека.

Зария открыла ящик туалетного столика – носовые платки без меток, два галстука и пачка обычных сигарет, «Америкэн Честерфилдс». Она секунду разглядывала их, вспоминая о тех длинных узких коробках, которые нашла поли­ция. Их, очевидно, подкинул Эди, чтобы вы­званная им полиция арестовала Чака.

Она уже собиралась закрыть ящик, когда за­метила в глубине его какой-то предмет; Сама не зная почему, она протянула руку и вытащила его. К ее огромному изумлению, это была ма­ленькая бутылочка с краской для волос.

Некоторое время Зария, недоумевая, смотре­ла на нее, потом положила обратно и вышла из каюты. Во все время ужина она не могла думать ни о чем другом. Краска для волос! Темная краска! Так вот почему волосы Чака составляли настолько сильный контраст его серым глазам.

Ей всегда казалось, что он непохож на брюне­та. Подбородок у него никогда не был синим, как у Эди. В его темных волосах, которые он тщательно зачесывал назад с широкого лба, бы­ла какая-то неестественность. Почему он скрывал свою внешность? Этот вопрос не давал ей покоя. Зачем ему изменять цвет волос, если не для того, чтобы спрятаться от кого-то? Может быть, именно поэтому он не расставался с темными очками, а его объясне­ния по поводу близорукости были сплошной ложью?

Его глаза не выглядели близорукими. Напро­тив, у него был пронизывающий, наблюдатель­ный взгляд, который не наводил на мысли о слабом зрении.

В такси она молчала, не пытаясь выяснить, куда они ехали. Только по продолжительности пути она поняла, что они миновали центр горо­да и углубились в окраины.

Некоторые улицы были хорошо освещены и забиты машинами, но подъездная аллея, на ко­торую они в конце концов выехали, была пуста. Однако, к ее удивлению, большая прямоуголь­ная комната, в которую они попали после того, как прошли через тяжелую, обитую металлом дверь и спустились по ступенькам, была запол­нена людьми.

Стены комнаты украшали цветные гобелены, по ее периметру у стен стояли низкие, покры­тые коврами сиденья. В центре были маленькие столики со множеством напитков различной окраски.