Они спускались все глубже в чрево земли, и внезапно перед ними открылась огромная пещера, предназначенная для проведения церемоний. Она была округлой, почти правильной формы. Ее стены, как и коридор, были задрапированы красным бархатом, а в железных канделябрах горели толстые свечи. По кругу вдоль стен, а также в небольших альковах, прикрытых занавесками, стояли диваны.
В центре зала были расставлены столы, покрытые кружевными скатертями, они были сервированы столовым серебром и хрустальными бокалами. Лакеи в напудренных париках и золотых ливреях подносили блюда, разливали вино и обслуживали гостей, рассевшихся за столами. Рядом с каждым мужчиной сидела женщина.
Многие из монахинь, как заметила Кларинда, уже скинули свои монашеские одеяния и сбросили покрывающие головы платки. Они распустили волосы, и у некоторых женщин лишь они одни прикрывали телесную наготу.
В зале стоял гул голосов, перемежаемый взрывами грубого смеха, но при появлении Кларинды с Николасом возникла неожиданная тишина.
Однако, когда они прошли в центр большой пещеры к алтарю, сооруженному под высокой аркой с выгравированными на ней магическими знаками, толпа слабо зашевелилась. Алтарь, как заметила Кларинда, находился справа от спускающегося вниз прохода.
Ей не было никакой нужды разглядывать огромное перевернутое распятие, большие черные свечи или белую мраморную плиту алтаря, достаточно длинную и широкую, чтобы на ней поместилось обнаженное женское тело. Она и так знала о том, что ее ждет!
Посреди шести широких ступеней, ведущих к алтарю, она увидела золотое кресло наподобие трона, на котором, она знала, ей предстояло сидеть в течение мессы.
Медленно и почти в полной тишине Николас вел ее к этому месту.
Она старалась не замечать взглядов мужчин, пристально смотрящих сквозь свои маски на ее наготу, едва прикрытую белым одеянием. Она старалась молиться, старалась не думать о перевернутом распятии над своей головой, старалась помнить о том, что зло, царящее здесь, имеет не сверхъестественное, а обычное человеческое происхождение — оно живет в сердцах и мыслях собравшихся в этом зале людей.
Когда, наконец, она уселась в приготовленное для нее кресло, Николас отвесил ей издевательский поклон.
— Позволь, Кларинда, еще раз выразить свое восхищение по поводу твоего самообладания, — сказал он, — Ты достойна всяческой похвалы за то, что проявляешь такое послушание. Я вижу, что принял действительно мудрое решение жениться на тебе после того, как нас посетит Хозяин.
— Я ничего не говорила тебе, Николас, — ответила Кларинда и с облегчением почувствовала, что голос ее звучит твердо и бесстрашно. — Знай, что все твои деяния — это зло, порок и богохульство.
Она с вызовом взглянула на него, но когда услышала его смех, то поняла, что ее слова не произвели на него никакого впечатления.
— Скоро ты изменишь свое мнение, — сказал он, и будешь меня благодарить.
Подтекст этих слов был невыразимо ужасен.
Затем Николас оставил ее, и она увидела, что он подсел за столик к наиболее развязно ведущим себя женщинам; двое их кавалеров были уже сильно пьяны.
Кларинда огляделась. По обе стороны от нее стояли две жаровни, на которых тлела магическая трава.
Она вдохнула запах дыма и поняла, что это сильный наркотик. Она почувствовала, как он затуманивает ей голову и мысли теряют свою остроту.
Она была уверена в том, что травяная смесь состоит из белладонны, болиголова, вербены и мандрагоры, и приказала себе не терять ясности ума, иначе могла утратить решимость осуществить задуманное.
Прямо перед ней стоял столик с экзотическими блюдами. Время от времени к нему подходили гости, но Кларинду интересовал лишь серебристый блеск, возникающий тогда, когда они резали еду. Она увидела ножи. Один из них, с тонким, остро отточенным лезвием, пронзит ее тело без особых усилий.
Она должна им как-нибудь завладеть. Но она знала, что ей необходимо дождаться того момента, когда реакция пользующихся ножами мужчин и женщин будет настолько притуплена действием напитков и экзотического аромата, что они не смогут ей воспрепятствовать.
«Господи, помоги мне… Пожалуйста, Господи… помоги», — молилась она.
Когда шум пьяных голосов усилился, а женские взвизги стали звучать еще громче, Кларинда перестала смотреть на развернувшиеся перед ней разгульные сцены и подняла глаза к неокрашенному известняковому потолку.
«Я не хочу смотреть… Я не хочу смотреть… — говорила она про себя. — Это слишком низко. Это зрелище устраивают мужчины и женщины, которые отбросили все человеческие нормы поведения… и опустились ниже…животных».
Она сложила руки и произнесла молитву — молитву, которую повторяла всю свою жизнь перед тем, как лечь в постель, молитву, которой научила ее мать, когда она была крошечным ребенком. И когда прекрасные знакомые слова принесли ей некоторое утешение, она начала молиться за то, чтобы ее спасли.
Она знала, что только лорд Мельбурн сможет ее освободить, потому что никто больше не знал о том, где она находится. Никто, кроме него, не был способен придумать какой-нибудь план по ее спасению, как бы сильно ни было желание ее спасти.
«Господи, пошли его… Пошли его вовремя, — молила она, — и если ты не позволишь мне умереть быстро, позволь мне умереть достойно, без всяких криков, без всякого рыдания… от испытываемой боли. Помоги мне, Господи… Пожалуйста, помоги».
Ей показалось, что молитвы унесли ее далеко ввысь и подняли над разгулом, творящимся вокруг, и только через некоторое время она вновь обратила свое внимание на то, что происходило вокруг.
В какой-то момент она поняла, что сейчас должна начаться месса. Она уже видела священника — мужчину, которому сдали в аренду ферму у Медвежьей Берлоги. Она обратила на него внимание потому, что он был одет не в монашескую сутану, а в красную мантию. Даже в маске нетрудно было узнать его по лысой голове и многочисленным складкам пухлого подбородка.
Но священник все еще выпивал в дальнем конце пещеры, и она увидела, что многие мужчины, закончив свой обед, бродили по залу, ссорясь из-за женщин или совершая непристойные действия.
Некоторые уже дрались между собой, один «брат» уже лежал, растянувшись на полу, и его откинувшаяся в сторону сутана обнажала залитую вином рубашку и сверкающую в огне свечей бриллиантовую булавку, скрепляющую шарф.
Затем среди всеобщего буйного разгула Кларинда заметила высокую фигуру, пьяно шатающуюся среди столов и направляющуюся, похоже, прямо к ней. Она увидела, что человек держал в руках несколько бутылок, одну из них он нетвердым движением приложил к губам, но другие тоже не отпускал, будто от жадности хотел выпить больше всех.
Подойдя к ней совсем близко, он споткнулся, и она нервно вжалась в кресло, боясь, что он упадет прямо на нее. Как только она сделала это движение, она услышала знакомый голос, который очень тихо произнес:
— Готовься бежать.
На секунду она не могла поверить в то, что эти слова не послышались ей. Затем поняла с внезапным замиранием сердца, что ее молитвы были услышаны.
Лорд Мельбурн был здесь! Он смог проникнуть в Пещеры, надел маску, красную мантию и был теперь похож на одного из «братьев».
Говоря с Клариндой, он, пошатываясь, пытался выпрямиться. Внезапно молниеносным движением он бросил все три бутылки в большую жаровню, находящуюся слева от алтаря.
Под воздействием вылившегося чистого спирта вспыхнуло ослепительное пламя, а затем бутылки начали лопаться, со звуком пистолетных выстрелов разбрасывая вокруг себя осколки стекла. Находящиеся поблизости в страхе стали прикрывать свои головы.
При первых же звуках взрывов лорд Мельбурн повернулся, схватил Кларинду за руку, помог ей сойти по
