Он очень хорошо изучил старого товарища. Между ними так давно установились короткие отношения, что им было трудно даже самую малость утаить друг от друга. И теперь маркиз заметил – Уилли не смотрит на него.
Казалось, он что-то обдумывает и взвешивает, прежде чем принять решение.
Маркиз не догадывался, в чем дело: ведь даже с таким близким другом, как Уилли, он никогда не говорил о своих любовных связях.
Поэтому ему и в голову не пришло, что волнующий Уилли вопрос может иметь какое-то отношение к Дафне Бертон.
Маркиз допил бренди и полез за часами, когда Уилли вдруг заявил:
– Я сегодня днем видел Генри Бертона!
Маркиз напряженно застыл.
– Ты видел Генри Бертона? – переспросил он. – Но этого не может быть! Он в Париже!
– Я видел его, когда возвращался из Ренло, – повторил Уилли. – Я по ошибке свернул на окраине не в ту сторону и увидел, как он заходит в какую-то неприглядную гостиничку.
Маркиз подозрительно взглянул на друга.
– Ты уверен, что это был Бертон?
Уилли кивнул.
Наступило неловкое молчание.
– Я ничего не стал бы тебе говорить, – произнес наконец Уилли, – но год назад Дэйрон Хотон заплатил ему очень крупную сумму.
– Дэйрон Хотон? – эхом отозвался маркиз.
– Он познакомился с Бертонами в провинции, – прибавил Уилли.
И маркиз вспомнил, как Дафна Бертон объяснила, почему они прежде никогда не встречались. Она жила в провинции – якобы из-за того, что носила траур по матери.
Маркизу было известно: лорд Хотон – человек очень богатый, и такая потеря для него мало что значила. Но все же показалось странным, что эту крупную сумму получил Бертон: ни для кого не секрет – ему вечно не хватает денег.
Маркиз откинулся на спинку кресла.
– Тебе лучше рассказать мне всю историю, Уилли.
– Хорошо. – Меливэйл понизил голос. – История очень простая. Бертон вернулся домой неожиданно, и Хотону пришлось заплатить!
Маркиз стиснул зубы. Не говоря ни слова, он резко встал и направился к двери.
Уилли проводил его взглядом, вздохнул и дал знак слуге принести ему новую рюмку бренди.
Когда маркиз вышел из клуба, его карета как раз подъезжала. Он сел в нее вовсе не в том настроении, в каком недавно явился в клуб.
Пребывая в ярости, маркиз не давал себе волю, что не было характерно для большинства мужчин его круга. Он не становился агрессивным, не кричал, не сыпал проклятиями (у многих в такие моменты даже случался апоплексический удар).
Напротив, его охватывало ледяное спокойствие.
Те, кто хорошо его знал, считали это суровое молчание гораздо более пугающим, нежели экспансивное словесное извержение.
В городском особняке на Парк-лейн маркиза встречали вышколенные лакеи. Эти двухметровые великаны вытянулись в струнку усерднее обычного.
Дворецкий самым почтительным тоном осведомился, будут ли у его милости какие-нибудь распоряжения на этот вечер.
Маркиз, немного подумав, бесстрастно обронил:
– Карету на семь тридцать!
Отдав приказание, он поднялся в свою спальню.
Пока камердинер помогал ему раздеться, маркиз не проронил ни слова.
Принимая довольно продолжительную ванну и облачаясь в элегантный вечерний костюм, он с горечью вспоминал радостное предвкушение этого вечера.
«Может быть, Уилли просто ошибся», – подумал он.
Но для чего Уилли стал бы утверждать, будто видел Бертона, если бы не был в этом абсолютно уверен?
Маркиз постоянно ощущал внимание лучшей половины человечества чуть ли не с того дня, как окончил школу. Женщины находили его неотразимым и вились вокруг него вьюном.
Он действительно был очень красив.
Благодаря увлечению лошадьми он развил в себе способности великолепного наездника, а гимнастические упражнения на свежем воздухе способствовали тому, что его атлетически сложенное тело всегда было в прекрасной форме, чем он немало гордился.
