– Вы очень добры, милорд… но… об этом не может быть и речи!
– Почему? – не отставал от нее маркиз.
– Потому что я должна скрываться! Я… не могу появляться на людях! Ваши родственницы, конечно, захотят узнать обо мне… больше… Но я ничего не могу рассказывать.
Маркиз откинулся на спинку кресла.
– Давайте вести себя разумно, – предложил он. – Расскажите мне, что вас так тревожит, и тогда я буду знать, как именно вам помочь. Вы можете думать что угодно, но для каждой проблемы существует решение.
– У моей… его нет! – с рыданием вымолвила Лила.
– Скажите же мне! – упорствовал маркиз.
Она едва слышно вскрикнула, а потом вдруг соскользнула с кресла и встала перед ним на колени. Она умоляюще смотрела на него полными слез глазами. Губы ее дрожали, и прерывающимся голосом она прошептала:
– Пожалуйста… пожалуйста… не заставляйте меня рассказывать!.. Если… я это сделаю… вы непременно скажете… что глупо было… убегать… что я должна вернуться и… делать, что мне велят!
Она всхлипнула.
– Но… если он меня заставит, то… клянусь… я скорее… брошусь в море и… утоплюсь!
В ее голосе было столько ужаса и вместе с тем отчаянной решимости, что маркиз только в изумлении смотрел на нее.
Все это время Лила держалась с невероятным мужеством.
Он едва мог поверить, что перед ним та же девушка, которая не позволила себе заплакать, когда узнала о кончине тети.
Осторожно, стараясь не напугать еще сильнее, он взял в свои руки ее судорожно стиснутые пальцы.
– Послушайте, Лила, – негромко сказал он, – я не стану принуждать вас делать то, чего вы не хотите. Тем более нечто такое, что является причиной ваших огорчений.
Она смотрела на него блестящими от слез глазами.
– Вы… обещаете? – с трудом произнесла она.
– Даю вам клятву, – кивнул он. – Я только помогу вам – так, как вы этого захотите.
Она тихо вздохнула и опустила голову; на секунду ее лицо прислонилось к его руке, накрывшей ее пальцы.
Он ощутил прикосновение ее губ, но понял, что она не целует его, – для нее его рука лишь часть его доброты. Он для нее – олицетворение безопасности, полубог, чудом явившийся к ней на помощь.
Он и сам не мог бы сказать, откуда в нем такая уверенность, однако не сомневался, что правильно истолковал ее ощущения. И это при том, что она совершенно не похожа на тех женщин, с которыми он был когда-нибудь знаком!
Потом, словно почувствовав, что маркиз по-прежнему ждет ее объяснений, Лила сказала – так тихо, что он с трудом разобрал ее слова:
– Я… я убежала потому, что… мой отчим… а он стал моим опекуном… после смерти мамы… велел мне выйти замуж… за человека, которого я видела всего… два раза… Но он старый и… отвратительный!
Лила снова подняла голову, чтобы заглянуть маркизу в глаза. Пальцы ее предательски дрожали, грудь бурно вздымалась, прикасаясь к его колену.
– И кто же ваш отчим? – спросил маркиз.
Какой-то миг ему казалось, что Лила откажется отвечать на этот вопрос, но она прошептала:
– Его… его зовут… сэр Роберт… Лоусон.
Он… живет в усадьбе «Башни», недалеко от Большого Милтона в Оксфордшире.
Ну вот и все, думала она, если теперь маркиз пойдет на попятную, у нее не останется никакой надежды. Он отправит ее домой, к отчиму, и ей придется умереть.
– Я слышал о нем, потому что он – крупный владелец неплохих скаковых лошадей, – сказал маркиз. – Однако он не имеет права принуждать вас выйти замуж за человека, который вам неприятен.
– Он… принял решение… И… был намерен заставить меня… выйти замуж, – прошептала Лила.
– В этом случае вам следует продолжать скрываться, пока он не передумает, – категорически заявил маркиз.
Девушка издала тихий возглас изумления.
– Вы это… серьезно? Вы… действительно так думаете? – подняла она голову. – Вы… не заставите меня… вернуться… к отчиму?
– Конечно, нет! – уверил ее маркиз. – Как вы могли подумать, что я способен на такую жестокость?
– О, спасибо… спасибо вам! Я знаю, что… отчим так богат, а мистер Хопторн… так состоятелен, что все… считали бы… будто мне посчастливилось… избавиться от бедности. Но я предпочитаю… жить на чердаке, чем… выходить замуж за человека, которого я… не люблю.
Маркиз подумал, что в светском обществе немногие женщины разделили бы это чувство. Однако он