Маркиз поднялся из-за стола.
— Слова часто бывают совершенно ни к чему.
Он двинулся к ней, и когда она взглянула на него снизу вверх, остро чувствуя его близость, маркиз обнял ее. Притянув Олу к себе, он сказал:
— Выразим наши чувства более простым способом!
И его губы прильнули к ее губам.
Он целовал ее, и Ола поняла, что хотела, жаждала этого давно, Она ни о чем не могла думать, кроме сладостного плена его губ и чуда его поцелуя.
Серебристый лунный свет на море разлился по ее телу, а новые чувства, вспыхнувшие у нее в сердце, казалось, рвались из груди, перехватывали дыхание и обжигали губы.
Эти чудные и прелестные чувства то ли от нее передавались маркизу, то ли он дарил их ей. Но одно было для нее несомненно: они наслаждались божественным упоением, перед которым слова были бессильны.
Охватившее ее чувство было любовью. Она думала, что уже никогда не встретит свою любовь.
Маркиз обнимал Олу все крепче, властными и требовательными становились его губы, и ей хотелось посильнее прижаться к нему, чтобы в нем раствориться. Она всецело принадлежала ему, и больше не была одинокой и напуганной.
Он расслабил объятия.
— Я люблю… тебя! Я люблю… тебя!
Слова непроизвольно слетели с губ Олы.
— Это я и хотел услышать от тебя, моя любимая, — ответил он.
Он снова стал целовать ее страстно, горячо и настойчиво, он властвовал над нею, но не вызывал в ней ни малейшего страха.
Тело Олы трепетало, словно было невесомым и взлетело к небу, к звездам. Она была крупицей вселенной, самой жизни, а больше всего — частью маркиза.
«Почему никто не сказал мне, — удивлялась она, — что любовь так величественна… так… неотразима!»
Олу разбудил звук поднимаемого якоря.
Увидев, где она, Ола тихонько вскрикнула от радости.
Она лежала в объятиях маркиза, положив голову ему на плечо, и чувствовала, как его сердце бьется рядом с ее сердцем.
— Я люблю… тебя, — пролепетала она.
А потом подняла глаза и увидела, как он улыбается, в бледных лучах солнца, просачивавшихся сквозь занавески, закрывавшие иллюминаторы.
— Это… правда? Действительно… правда? — спросила она. — Я здесь… в твоих… объятиях и ты… любишь меня?
— Ты еще сомневаешься в этом, моя дорогая? — спросил он.
— Я подумала, что еще вижу сон.
— Ты проснулась, — сказал он, — и, если тебе снился я, значит, это правда!
Она тихо рассмеялась счастливым смехом и поближе придвинулась к нему.
— И мы… действительно поженились… вчера вечером?
— Я надеюсь! — ответил он. — А иначе я вынужден был подумать, мое сокровище, что твое поведение в эту минуту несколько предосудительно!
Она нежно поцеловала его плечо, это получилось у нее с такой очаровательной грациозностью, что ее взгляд потеплел и в глазах вспыхнули искорки.
— Ты самая восхитительная, никому не сравниться с тобой, — сказал он, — но почему, когда я увидел тебя, я не понял сразу, что ты — та, которую я искал всю мою жизнь, и уже не надеялся найти?
— Мне тоже… стыдно, что я оказалась такой… недогадливой, — сказала Ола. — Но даже несмотря на твою ненависть к женщинам, ты был добр ко мне, а по-настоящему добрые мужчины очень редко встречаются, поэтому мне очень… очень повезло, что я… встретила тебя.
Маркиз поцеловал ее в лоб, задержав губы на ее нежной коже, потом спросил:
— А я для тебя все еще волк в овечьей шкуре?
— Очень великолепный, волнующий и… требовательный волк, которого я… очень люблю.
Маркиз рассмеялся.
— Мне следовало догадаться, что твой ответ окажется непредсказуемым! Тогда позволь мне сказать тебе, что я буду очень свирепым волком и очень ревнивым! Если я увижу, что кто-либо восхищается твоими волосами или хочет дотронуться до твоей нежной кожи, я убью его!
— Тебе незачем быть ревнивым, — сказала Ола нежным голосом. — Я все еще ненавижу всех мужчин, кроме тебя, и так люблю тебя, что ни для кого больше не осталось места ни в моем разуме, ни в моем сердце, ни в моей душе.
— И я всем этим владею?
— Ты же знаешь, что да.
— Я владею и твоим телом, — сказал маркиз, — и это самое соблазнительное и совершенное сокровище, которое когда-либо было у меня.
— Может, когда ты привыкнешь к нему, то положишь его на полку и… забудешь о нем.
Руки маркиза ласкали ее, когда он ответил:
— Думаю, что это невозможно, и если бы я попытался положить тебя на полку, мое непослушное сокровище, я бы не поверил, что ты там останешься.
Он немного подумал, прежде чем продолжить:
— Мне кажется, я должен быть настороже с теми сюрпризами, которые ты припасешь для меня в будущем. Ты уже говорила мне, что никогда не повторишь своих трюков, так что мне уже не стоит опасаться дурманящего опия или разъяренных бандитов. Но ведь в мире столько других жестокостей!
Ола вскрикнула с притворным возмущением.
— Какая несправедливость? — сказала она. — Бандиты не имели ко мне никакого отношения, и я действительно спасла тебя. О, дорогой!.. Я так рада этому! Представь… что ты… погиб бы!
Маркиз притянул ее к себе.
— Я очень даже живой, — сказал он, — и прямо сейчас воспользуюсь этим наилучшим образом!.
И поймал губы Олы.
Он целовал ее, пока она не почувствовала, как ее заразил пыл его страсти, ответное вожделение проснулось в ее трепещущем теле.
Она обхватила его шею, притягивая маркиза ближе к себе.
— Ты такой… великолепный… такой поразительный, — шептала она. — Пожалуйста… научи меня любить тебя, как ты… хочешь, чтобы я… любила тебя.
— По-моему, тебе не нужно много уроков, моя прелесть, — ответил маркиз, — все, что я хочу, это научить тебя любить меня так сильно, как люблю тебя я.
— Как можешь ты любить меня после того, как я… вытворяла? — спросила она. — А когда ты впервые… подумал, что… любишь меня?
— Я понял, что люблю тебя, когда ты заслонила меня, чтобы спасти мне жизнь, — ответил он. — Но еще до этого я был пленен твоей внешностью, твоим пытливым маленьким умишком и особенно тем магическим обаянием, которое отличает тебя от всех других женщин, которых я когда-либо знал.
Ола счастливо вздохнула.
— Как прекрасно ты сказал! — пролепетала она.
— Когда я сидел возле твоей кровати, а ты была без сознания, — продолжал маркиз, — я чувствовал, что хочу заботиться о тебе и защищать тебя, чего раньше ни к кому не испытывал. Но что важно, я хотел, чтобы ты по-прежнему заставляла мой ум трудиться и вдохновлять меня в моих делах, чего я никогда не ожидал от других женщин!
Улыбаясь, он говорил ей:
— Прежде я не ощущал потребности в ком-либо, я больше довольствовался своим одиночеством, но теперь я знаю, что ты так много можешь дать мне и интеллектуального, и физического, о чем до сих пор я
