которых затаился страх.
Поезд прибыл в Берлин рано утром.
Лорд Брэйдон не спешил покинуть его, зная, что поезд будет на станции, пока не выйдут все пассажиры.
Когда он оделся и Уоткинс упаковал его простыни и наволочки, было уже почти девять утра.
Он не удивился, когда, выйдя в коридор, увидел дверь в соседнее купе открытой.
Девушки там уже не было.
У вокзала ожидал экипаж, посланный за ним британским посольством.
Когда он отъехал, лорд Брэйдон спросил Уоткинса:
— Ну как, барон, преследовавший мисс Джонсон, приходил ночью к ее купе?
Уоткинс усмехнулся.
— Да, милорд, и я давал ему то, что думаю о нем! Он начал ругаться на меня, но слова пока еще никому костей не переломали!
Ответ позабавил лорда Брэйдона.
Пока они ехали по городу, он думал о Лоилии, надеясь, что ее встретили на вокзале и ей не пришлось вновь встретиться с бароном.
Хотя лорда Брэйдона приглашали остановиться в британском посольстве, у него не было такого намерения.
Он знал, необходимо проявлять осторожность, чтобы не вызвать подозрений.
Если он остановится в посольстве, ему будет трудно действовать, так как среди персонала могут возникнуть различные предположения и догадки.
Поэтому лорд Брэйдон предусмотрительно заручился помощью друга, работавшего в германском посольстве в Лондоне.
Друг этот снимал в Берлине квартиру в доходном доме, служившем отелем. Номера здесь сдавались на целый год.
Жильцы обзаводились своей мебелью и, при необходимости, своими слугами.
Друг был рад предоставить временно свой номер лорду Брэйдону, который обнаружил, к своему удовольствию, что предоставленная ему квартира занимает весь четвертый этаж.
Апартаменты оказались весьма комфортабельными, въезжающий получал все, виды услуг и роскоши, включая хороший выбор вин.
Даже Уоткинс, всегда критически относившийся к любым апартаментам, где им доводилось останавливаться во время поездок его господина, заметил:
— Это намного лучше, милорд, чем те неряшливые отели, которые нам приходится терпеть время от времени.
— Согласен с вами, Уоткинс. Я опасался, что нам пришлось бы мириться с «неряшливыми отелями», как вы называете их, если б эта квартира оказалась неудобной.
Потом он занялся рассыпкой писем, заготовленных еще в Англии.
Они были адресованы различным особам, которых он желал видеть, находясь в Берлине.
Он постарался в целях конспирации не ограничивать круг своих встреч лишь теми, кто мог иметь отношение к германскому флоту.
Ему пришлось, однако, написать капитану «Вайсенбурга», встреченному однажды на обеде в Коусе.
К полудню им были получены в ответ два приглашения на тот же вечер и еще несколько на завтрашний обед.
Он решил остановить свой выбор на визите к барону фон Крозингену, с которым встречался в Малборо-Хаус.
В своем письме он уведомил барона. что привез ему личное послание от принца Уэльского.
За этим должно было последовать приглашение.
Оно было написано баронессой в чересчур цветистом стиле: мол, она сама и ее супруг с величайшим наслаждением предвкушают встречу с ним в восемь часов вечера.
Одеваясь к обеду, лорд Брэйдон думал, с какой радостью он оказался бы сейчас в Лондоне.
Он бы отправился тогда в Малборо-Хаус, где очень любил бывать.
Или, возможно, предпочел бы обед с какой-нибудь очаровательной леди в отсутствие ее мужа.
Однако вместо этого ему предстояло провести вечер в сугубо официальной обстановке, что было в традициях германского общества.
Как правило, пища там — тяжелая, вина — обыкновенные, беседа — напыщенная.
«Черт побери! — мысленно негодовал он. — Почему я согласился на это, когда совершенно ясно, что мне не удастся узнать ничего, что не было бы уже известно нашему военному министерству?»
Ответ на это был до крайности прост: он не мог отказать принцу Уэльскому.
И не только потому, что получил королевское распоряжение, но также и потому, что испытывал искреннюю жалость к человеку, терпевшему столь скверное обращение со стороны его матери, королевы.
Находясь в стороне от государственных дел, он по достижении среднего возраста оставался в роли несведущего подростка.
«Я должен разузнать что-нибудь, хоть что-нибудь, что он мог бы услышать первым», — как, заклинание повторял лорд Брэйдон.
Прежде чем спуститься вниз, он сказал Уоткинсу:
— Быть может, это и не понадобится, Уоткинс, но я буду рад, если вы встретите меня вечером, около половины одиннадцатого, у дома барона фон Крозингена.
Немного помолчав, он продолжал:
— Возможно, мне предстоит отправиться куда-нибудь еще, а возможно, и нет, но в любом случае мне бы хотелось видеть вас рядом с собой.
— Я так и думал, что вы скажете это, милорд, и я уже заказал экипаж на этот случай.
— Уже заказали? — удивился лорд Брэйдон.
— Я знает, что ваше сиятельство охотится, как обычно, милорд, — объяснил Уоткинс, — и, конечно, я хочет быть в нужный момент в погоне за добычей!
Такую вольность лорд Брэйдон не потерпел бы ни от кого, кроме Уоткинса, занимавшего особое место в его жизни.
Повернувшись к двери, он сказал:
— Я очень сомневаюсь, что добыча вообще будет, и уж конечно, нам не следует пока считать наших цыплят.
— Я знает это, милорд, — кивнул Уоткинс, — но всегда неплохо быть наготове.
Иронично усмехнувшись над манерой Уотсона говорить, лорд Брэйдон поднялся в комфортабельный экипаж.
Лошадьми правил кучер в ливрее, посланный бароном.
«Какая удача иметь такого помощника, как Уоткинс», — подумал Брэйдон.
Они когда-то побывали во многих переделках, но он не предполагал, что они попадут в нечто подобное на этот раз.
Глава 2
Как и предвидел лорд Брэйдон, обед у барона оказался невообразимо скучным.
Гости в основном принадлежали к среднему поколению; своей напыщенностью они стремились создать у него впечатление превосходства всего германского над английским.
Он, однако, сознательно выбрал обед с бароном фон Крозингеном, потому что барон был тесно связан с оборонными планами страны.
А если эти планы заключали в себе нечто секретное или неожиданное, то барон непременно должен знать об этом.
В то же время, не обладая острым умом, барон был ужасно честолюбив и старался внушить всем остальным мысль о своей значительности.
В продолжение обеда он говорил о европейской политике.
Он излагал свои мнения в такой агрессивной манере, что лорд Брэйдон с трудом сдерживался, чтобы не
