девушки.
Эди улыбнулась и покачала головой.
— О нет, миледи. Я живу в комнатке в конце конюшни. Я должна была прятаться там до тех пор, пока не смогу поговорить с вами.
Розанна глотнула чай — горячий, сладкий и освежающий.
— Значит, Джон Баркер знает, что я живу в замке и притворяюсь сиделкой? — с волнением спросила она.
Эди кивнула, ее рыжие кудряшки запрыгали, как пружинки.
— О, не беспокойтесь, миледи. Джон ни слова не скажет. Иначе будет иметь дело со мной.
Розанна вздохнула и поднялась со стула.
— Он хороший человек, Эди. А ты очень смелая девушка, раз решилась последовать за мной сюда. Но скоро придется возвращаться в Доннингтон-холл и встретиться со своими проблемами лицом к лицу. Видимо, сэр Уолтер не собирается уезжать в Лондон, как я надеялась.
Эди неодобрительно фыркнула.
— Если хотите знать мое мнение, он учуял лакомый кусочек. Вы должны быть очень осторожны. У этого человека плохая репутация, он любит скачки и карточные игры.
Розанна стала приводить в порядок свою форменную одежду сиделки, которая сильно помялась во время ее сумасшедшей скачки.
— Он меня пугает, Эди, — печально призналась она. — Мне кажется, что он ведет себя как сумасшедший, особенно если что-то выходит не так, как он хочет.
Эди стояла к ней спиной, ополаскивая чашки и блюдца.
— А вы собираетесь сказать лорду Мелтону кто вы, миледи?
Розанна колебалась. Она понимала, что нужно во всем признаться графу, и сделать это как можно скорее. Но разговор будет сложным, а она беспокоилась о его здоровье. Достаточно ли он окреп, чтобы воспринять эту новость?
Решит ли он, что она авантюристка, которой нельзя доверять? Велит ли ей покинуть его замок? Будет ли настаивать, чтобы она вернулась к себе домой? Последняя мысль заставила ее содрогнуться от ужаса.
Но почему она так беспокоится? Она совсем немного знакома с графом, и потом, его сердце совершенно очевидно принадлежит другой — женщине, которую он называет
Розанна встряхнулась, возвращаясь к реальности.
— Да, это нужно сделать как можно скорее, Эди. Но сейчас мне нужно вернуться к себе в комнату, а потом навестить своего пациента. Для обычной прогулки я отсутствовала слишком долго.
Эди бросила быстрый взгляд на покрасневшую хозяйку и промолчала.
«Ого! — подумала она с усмешкой. — Так вот в чем дело! Ну что ж, удивляться не приходится. Надеюсь только, что он чувствует по отношению к ней то же самое».
Розанна приоткрыла дверь и окинула взглядом конный двор. Сэр Уолтер действительно уехал. Она распорядилась, чтобы Эди пока оставалась на месте, и поспешила в замок.
В своей комнатушке она умылась холодной водой из бело-голубого таза, тщательно связала и уложила волосы и плотно натянула форменный чепчик. В зеркале она увидела свое взволнованное и заметно испуганное лицо, но размышлять над тем, как это скрыть от обитателей замка, у нее не было времени.
Розанна быстро сменила грязный передник на чистый в надежде, что он прикроет пятна и зацепки, которые остались на платье после ее сумасшедшей скачки по зарослям, и не стала переодевать чулки и туфли, полагая, что граф, озабоченный своим здоровьем, не обратит на них внимание.
Уже вечерело, когда она спустилась вниз и подошла к двери спальни графа. Она осторожно постучала, но ей никто не ответил. Открыв дверь, она с удивлением обнаружила, что комната пуста.
— А, сиделка Робинсон! Вот вы где! Почему вы так долго отсутствовали? Его светлость уже час спрашивает о вас, — услышала она рядом голос дворецкого. Мистер Дигби очень неодобрительно смотрел на девушку.
— Прошу прощения, я забыла о времени, — быстро объяснила она. — А где лорд Мелтон? Ему нельзя уходить далеко, рана на ноге может открыться!
Лицо старика смягчилось — он слышал искреннее беспокойство и заботу в ее голосе. Все другие сиделки, которые приезжали в замок, были, конечно, хорошими женщинами, но для них граф был всего лишь еще одним пациентом, и они не выказывали к нему ни малейшего сочувствия.
— Его светлость в маленькой голубой гостиной, сиделка, в дальней башне замка, — уточнил он.
— Спасибо, мистер Дигби, — сказала Розанна и поспешила по каменному коридору в сторону, указанную дворецким.
Она постучала в дверь и получила разрешение войти. Граф сидел у резного окна, из которого открывался вид на земли вокруг поместья. На нем были белая рубашка и серые брюки. Он был гладко выбрит. Темные волосы зачесаны назад, и только один непослушный завиток падал на лоб. Граф выглядел намного лучше, чем утром.
— А, сиделка Робинсон! Надеюсь, прогулка освежила вас?
— Я должна извиниться, что вернулась так поздно, милорд, — сказала Розанна, торопливо приближаясь. — Боюсь, я забрела дальше, чем собиралась.
Граф улыбнулся ей. Розанна с удовольствием отметила, что на его лице появился румянец и глаза были яркие и ясные.
— Ничего страшного. Вы ведь вернулись! Думаю, вы не ожидали увидеть меня здесь.
— Да, милорд, это просто превосходно. Но, надеюсь, вы не переутомитесь. У вас ведь был очень сильный жар.
Граф махнул рукой.
— Если не обращать внимания на небольшую боль, я, можно сказать, чувствую себя превосходно. И все благодаря вашим стараниям и навыкам, сиделка, — бросил он на нее быстрый взгляд. — Где вы учились? Я уверен, что местная больница будет рада заполучить столь способную работницу. И всем моим друзьям, которым, в случае чего, понадобится постоянная сиделка, я с удовольствием вас порекомендую. Если вы, разумеется, не против.
Розанна прикусила губу и отступила на шаг. Это просто ужасно! Невозможно больше обманывать его! Но что она скажет? И уместно ли именно сейчас говорить ему правду?
— Милорд, я должна сказать вам…
— Вам нравится эта круглая комната? — перебил ее граф, и она удивленно замолчала на середине предложения.
— Да, милорд. Это очень красивая комната.
Бледно-голубые шелковые шторы смягчали строгую серость старых каменных стен. На полу лежали мягкие персидские ковры. Граф окинул взглядом помещение.
— Это гостиная моей матери. А вон там ее фортепиано, — указал он на стоящий поодаль инструмент.
Розанна подошла и тронула нежными пальцами старые клавиши.
— Чудный звук. Она давно умерла, милорд?
Граф вздохнул и тихо ответил:
— Мне было лет десять. У меня остались о ней самые светлые воспоминания. Я помню, как гувернантка приводила меня сюда днем, а Дигби — он тогда был гораздо моложе — подавал нам чай. Мама, бывало, играла и пела. Мы все были счастливы. После ее смерти меня отослали в Итон.
Розанна обернулась и посмотрела на собеседника. Но на фоне окна она видела только силуэт и не могла рассмотреть выражение лица графа. У девушки сжалось сердце от жалости к этому человеку. Она сама недавно потеряла мать, и боль потери была еще свежа. Но она, по крайней мере, была уже взрослой, когда это случилось, а Граф был совсем еще ребенком. Он остался на попечении всегда занятого отца и затем был обречен на суетливую, обезличенную жизнь в интернате. Ей казалось, что его потеря должна была ощущаться гораздо острее.
