Если она раньше временами испытывала к Джулиусу ненависть, то теперь только укрепилась в этом чувстве.
Как он смел называть Эмили Клаттербак «женщиной этого класса», когда, не вмешайся в его дела граф, он наверняка уже сейчас объявил бы всему свету о своей помолвке с нею?
— Эта леди показалась мне очень чем-то… расстроенной, — проговорила Жизель, когда больше молчать было уже просто невозможно.
— Не сомневаюсь в том, что это быстро пройдет, — небрежно отозвался Джулиус. — И хочу вас уверить, что если она и расстроена, то моей вины в этом нет.
Жизель с трудом удержала слова, которые так и рвались с ее губ. Никогда она не была так рада окончанию прогулки, как в эту минуту: аллея закончилась, и в ее конце их ждал фаэтон Джулиуса.
— Может быть, вас куда-нибудь подвезти, прежде чем вы вернетесь в Немецкий коттедж? — предложил он.
— Нет, спасибо.
Жизели казалось, что она не сможет вынести его присутствия даже в течение одной лишней минуты. Они ехали молча до самого Немецкого коттеджа, где Джулиус чуть ли не с театральным щегольством остановил фаэтон у парадного подъезда.
— Мне заехать за вами сегодня вечером? — спросил он.
— Думаю, что один из экипажей полковника доставит меня прямо к «Плугу», — поспешила отказаться Жизель. — Это ведь совсем близко!
— Тогда я буду с нетерпением ждать вашего приезда — с огромнейшим нетерпением?
Он поднес ее руку к губам, и она едва справилась с желанием резко ее отдернуть.
Войдя в дом, Жизель, не снимая шляпки и шали, прошла прямо в гостиную. Как она и ожидала, граф сидел в кресле на террасе и читал газету.
Она направилась к нему, чувствуя, что ей просто необходимо побыть в его обществе, чтобы немного успокоиться.
При ее приближении он поднял голову, но вставать не стал. Жизель подошла к его креслу и молча остановилась рядом, радуясь возможности быть с ним и в то же время не находя для этого никакого подходящего предлога.
— Что тебя так сильно расстроило? — спросил проницательный граф спустя несколько секунд.
— Неужели это… настолько заметно, милорд? — встревоженно спросила Жизель.
— Мне — да, — ответил он. — Садись и говори, что случилось.
— Это… мистер Линд.
— Надо полагать, он сделал тебе предложение?
— Нет… Дело не в этом.
— Тогда в чем же?
— Мы были у источника, — объяснила Жизель, — и там к нему подошла мисс Клаттербак… чтобы попрощаться.
— И это тебя огорчило?
— Она была так несчастна… но старалась держаться мужественно и с достоинством. Жизель глубоко вздохнула.
— Она поблагодарила мистера Линда за то, что на очень короткое время он дал ей возможность… почувствовать себя такой же… как все другие женщины.
По голосу Жизели было ясно, что она очень глубоко переживает случившееся.
Она села на стул рядом с графом и устремила взгляд в глубину сада, пытаясь справиться с навернувшимися на ее глаза слезами.
— Я предупреждал тебя, что Джулиус — бездушный эгоист! — сказал граф.
— Это было бы не так страшно, не будь она настолько… уродлива, — прошептала Жизель.
Граф ничего не ответил. Немного помолчав, Жизель добавила:
— Как это нехорошо и жестоко, что мы судим людей по внешности… Ведь в душе у них те же чувства, что и у всех! А страдают они, наверное, даже сильнее.
— Люди никак не могут быть равны, — тихо отозвался граф, — кроме как перед богом.
— Извините, милорд, но мне кажется, что в этом мире это может служить только очень слабым утешением, — возразила Жизель.
Граф взял со стола маленький серебряный колокольчик и решительно позвонил.
— Ты должна сейчас что-нибудь выпить, Жизель, — сказал он. — И нечто более приятное, нежели эта отвратительная лечебная вода, которую тебе пришлось пить каждый день. Ты расстроена, я хорошо понимаю твои чувства и уважаю их. Но в то же время мне не хотелось бы, чтобы поведение Джулиуса создавало тебе новые проблемы: у тебя их и так достаточно.
— Но… я ведь ничего не могу поделать, правда? — сказала Жизель.
Появился вызванный звонком слуга, которому граф отдал приказ принести вина. Когда они снова остались вдвоем, он сказал:
— Забудь о мисс Клаттербак и, если уж на то пошло, забудь и о Джулиусе тоже. Не трать на него свои мысли.
— Этим утром я советовала вам не относиться к нему с такой неприязнью, — тихо проговорила Жизель. — Мне казалось… что это нехорошо… для вас. Но теперь… я его ненавижу! Ненавижу от всей души… хоть и понимаю, что это плохо!
— Забудь о нем! — решительно повторил граф. — Сними шляпку, Жизель, и насладись солнцем.
Она послушно сняла шляпку и положила ее на соседний стул, а потом подняла руки, чтобы поправить прическу.
— Очень красивое зрелище, — заметил граф, — и совершенно не похоже на то, как твои волосы выглядели в тот момент, когда я впервые увидел тебя без этого уродливого чепца! В ответ на недоумевающий взгляд Жизели он пояснил:
— Твои волосы голодали так же, как и твое тело. А теперь они красиво блестят и в них появилась пышность, которой прежде не было заметно.
— Я это знаю, милорд. Но… мне странно, что… вы обратили на это внимание.
— Я обращаю внимание на все, что касается тебя, Жизель.
Услышав эти слова, Жизель невольно почувствовала, что все тело ее трепещет… но в эту минуту появился слуга с ведерком, где во льду стояла бутылка шампанского.
Пока лакей открывал бутылку, Жизель убедила себя, что граф не имел в виду ничего особенного, что он просто следит за ее внешностью, поскольку он руководит ее игрой, как полковник режиссирует своими спектаклями. Жизель решила, что, скучая из-за того, что не может встать с постели, граф, наверное, просто развлекался тем, что придумал некую миссис Бэрроуфилд из Йоркшира, нарядил ее в модные платья, научил ее, какие реплики произносить, и стал наблюдать за реакцией остальных актеров. «Это единственное, чем я его интересую», — мысленно сказала она себе.
И хотя такая мысль не могла ее не угнетать, Жизель все равно была счастлива, что находится рядом с ним, что он готов выслушивать то, что она хочет ему сказать.
Когда граф подал ей бокал шампанского, их пальцы на секунду соприкоснулись, и Жизели показалось, что ее кровь заискрилась так же, как этот напиток.
«Я люблю его! — радостно повторила она про себя. — Я люблю его всем моим существом: сердцем, умом и самой моей душой. Он — воплощение идеала. Именно таким и должен быть мужчина. Даже если я больше никогда в жизни его не увижу, он навсегда останется со мной, в моем сердце».
— Шампанское просто превосходное, — сказал тем временем граф. — Выпей еще немного, Жизель, оно пойдет тебе на пользу.
Жизель, уже поставившая бокал на столик, послушно взяла его и снова поднесла к губам.
«Это шампанское очень похоже на мои чувства, — подумала она при этом. — Оно кипит и искрится, но это скоро пройдет. А сейчас оно заставляет все вокруг казаться золотым и великолепным, словно будущее не таит для меня мрачных теней».
Жизель рано переоделась к обеду, потому что ей хотелось увидеть графа перед тем, как тот уедет в театр.
