А теперь она опомнилась, словно ей в лицо плеснули холодной воды. Вернувшись к реальности, Жизель постаралась овладеть собой и с трудом заставила себя сказать:
— Мне… надо кое-что вам… рассказать. Граф улыбнулся.
— Ты хочешь открыть мне свою тайну? Она не имеет ровно никакого значения, мое сокровище. Важно только одно — что ты меня любишь. Ты любишь меня настолько сильно, что готова была рискнуть своей жизнью, чтобы спасти мою. И меня не интересует то, что ты можешь мне рассказать. Ты — это ты, и я хочу, чтобы ты принадлежала мне, была со мной рядом до конца нашей жизни.
Он увидел, что на глаза у нее навернулись слезы. Не отводя от него глаз, Жизель прошептала:
— Разве можно найти человека… более чудесного… более великодушного? Граф снова открыл ей объятия.
— Иди сюда! — позвал он. — Мне невыносимо, когда ты так далеко от меня.
Жизель покачала головой.
— Вы слишком переутомились сегодня. Вам необходимо сесть. А мне… надо поговорить с вами… Пусть даже… это очень трудно.
— Разве слова что-то изменят? — спросил граф.
Но по ее лицу он понял, что она настроена решительно. Желая доставить Жизели приятное и, по правде говоря, потому, что нога у него действительно немного болела, он опустился в кресло.
Потом снова протянул к Жизели руки, приглашая ее к себе в объятия.
Она подошла к нему, но, оказавшись у кресла, опустилась рядом с ним на колени и, опираясь руками о его колени, заглянула ему в лицо.
— Я люблю вас! — настойчиво повторила она. — Люблю так сильно, что не могу думать ни о чем, кроме вас. Каждый миг, проведенный рядом с вами… был для меня несказанной радостью. По ночам… я засыпала, думая о вас, и иногда… мне снилось, что вы… со мной.
— Я всегда буду рядом с тобой, — откликнулся граф.
Она чуть заметно покачала головой, и Тальбот вдруг почувствовал, как в его сердце поднимается страх, хоть он и постарался убедить себя в том, что этот страх необоснован.
— Что ты собиралась мне сказать, Жизель? — спросил он.
Его голос звучал напряженно, и он пристально смотрел ей в лицо.
— Я… ожидала этой минуты, — сказала она. — Я знала, что… наступит момент, когда я… должна буду рассказать вам… о себе… Но… я надеялась… мне хотелось так думать, что… у меня осталось еще немного времени… Времени, чтобы… быть рядом с вами… разговаривать с вами… любить вас… хоть вы об этом и не подозреваете.
— Да, мне действительно нужно было время, — согласился граф. — Я не сразу понял, что чувство, которое я испытываю к тебе, — это любовь. Но теперь я понимаю, Жизель, что до этой минуты я никогда не знал, что такое любовь.
Улыбнувшись, он добавил:
— Я в своей жизни относился к женщинам по-разному: они меня забавляли, привлекали, очаровывали и даже увлекали. Но никто и никогда не значил для меня того, что значишь ты. Они никогда не становились частью меня самого, и я не чувствовал, что должен заботиться о них, дорожить их обществом и вообще не мог себе представить, что без них я просто не смогу жить. Только ты смогла стать для меня настолько необходимой!
Ему опять показалось, что Жизель слегка покачала головой, и с тревогой спросил:
— Что ты пытаешься мне сказать? Она тяжело вздохнула и сказала:
— Вы… выполните одну мою просьбу?
— Я готов выполнить все, что ты пожелаешь! — ответил граф.
Она придвинулась к нему поближе и прошептала:
— Вы… не поцелуете меня? Пожалуйста, обнимите меня покрепче. И… когда вы меня поцелуете, я расскажу вам то… что вы должны обо мне знать.
Граф обхватил ее руками и притянул к себе, нежно и заботливо, словно ребенка. А потом его губы приникли к ее рту в поцелуе, который сделал Жизель его пленницей.
Он целовал ее страстно, но не так, как несколько минут тому назад. В его поцелуе было столько жара, что дыхание ее стало неровным, а по всему телу разлился огонь такой же обжигающий, как тот, который она ощущала в нем.
Когда граф наконец поднял голову, у обоих отчаянно колотилось сердце. Он проговорил решительно, словно бросая вызов неведомой судьбе, внушавшей ему опасения:
— Ты — моя! Никто и ничто тебя не отнимет! Ты — моя, сейчас и навсегда!
Еще секунду Жизель молча прижималась к нему, глядя в его пылающие страстью глаза, а потом отстранилась, поднялась с колен и немного постояла рядом, внимательно вглядываясь ему в лицо. Словно приняв какое-то решение, она зашла за его кресло и закрыла ему глаза ладонями.
— Я… не хочу, чтобы вы на меня… смотрели, — тихо сказала она. — Я хочу… чтобы вы меня выслушали.
— Я тебя слушаю, — ответил граф.
— Знайте… я буду любить вас всегда, до самого последнего вздоха… В моей жизни не может быть… и не будет… другого мужчины!.. Я буду думать о вас… каждую минуту и горячо молиться о том, чтобы вы… были счастливы.
На этих словах у нее дрогнул голос. Граф хотел что-нибудь сказать ей, но почувствовал, как напряглись ладони, закрывавшие его глаза. Едва слышным голосом Жизель проговорила:
— Мое… настоящее имя… Жизель Чарлтон! Моим отцом был майор… Морис Чарлтон… Теперь… вы все понимаете.
Окаменевший от этих слов граф даже не заметил, как Жизель отняла ладони от его глаз.
Спустя секунду он немного опомнился и повернул голову, чтобы ответить ей, но в это мгновение услышал, как дверь гостиной тихо закрылась, и понял, что она ушла.
Ему трудно было поверить в то, что он услышал…
С трудом встав с кресла, он прошел к камину и взялся за сонетку, но еще не успел позвонить, когда дверь открылась и в гостиную вошел Генри Сомеркот.
— Все в порядке. Я все сделал так, как ты мне велел, Тальбот. Я заплатил представителю кредитора, и Джулиус уже на пути к порту, хотя видит бог: этот молодой негодяй…
Он вдруг замолчал и обеспокоенно посмотрел на графа:
— В чем дело, Тальбот? Что случилось?
— Останови Жизель! — вскрикнул граф. — Останови ее, пока она не ушла из дома!
— По-моему, ты опоздал, — ответил Генри Сомеркот. — Когда моя карета остановилась у подъезда, мне показалось, что я видел, как по улице пробежала Жизель. Но я решил, что наверняка мне это просто почудилось.
— О боже! Она ушла, а я даже не знаю, где она живет! — воскликнул граф.
— Что произошло? Почему она так поспешно убежала? Вы поссорились?
— Поссорились? — странным тоном переспросил граф. — Я только что узнал, что она — дочь Мориса Чарлтона!
— Боже правый! — воскликнул Генри. — Как тебе удалось это выяснить?
— Она сама мне сказала — и поэтому так поспешно скрылась. Я должен ее найти, Генри, должен!
— Ну конечно! А мы-то искали его целый год — и безрезультатно!
Это действительно было правдой. С момента возвращения в Англию из Брюсселя офицеры полка прилагали все усилия к тому, чтобы разыскать Мориса Чарлтона, но тот словно сквозь землю провалился. Им оставалось только надеяться, что какая-нибудь счастливая случайность наведет их на его след.
И вот теперь граф совершенно неожиданно, так, что сам не мог до конца этому поверить, нашел дочь Чарлтона.
Тогда произошла настоящая катастрофа. Оглядываясь назад, все понимали, что ее не должны были допустить. Но в тот момент все были слишком напряжены и взвинчены — все ощущали близость битвы при Ватерлоо.
Все офицеры полка графа Линдерста были расквартированы в центре Брюсселя и свободные от
