Стоя на полуюте и вглядываясь в океан, простирающийся впереди корабля, Конрад неожиданно заметил внизу маленькую фигурку, идущую по юту.
Они уже десять дней находились в пути. Атлантика, разбушевавшаяся, поначалу теперь затихала – поверхность океана бороздили некрупные волны.
Миссис Мельхиш все еще и не появлялась; Делора сообщила, что она собирается находиться в каюте до тех пор, пока океан не успокоится.
– Чего никогда не случится, ибо она ненавидит море и ждет не дождется, когда можно будет ступить на твердую землю.
Это приводило к тому, что Конрад находился рядом с кузиной гораздо больше времени, чем ему полагалось как капитану.
Он стал понимать, насколько грустные мысли одолевают Делору, когда она остается в одиночестве и, к своему удивлению, стал сопереживать ей.
Заходя к ней в каюту, он видел, как страх уходит из глаз девушки.
Посмотрев на мачты, он вновь заметил ее. По кораблю девушка ходила в синем плаще, отороченном горностаем, с капюшоном, так же отделанным белым мехом.
Мех обрамлял ее лицо, придавая девушке вид неземного существа; впечатление рассеивалось лишь когда она улыбалась, и в уголках рта появлялись озорные морщинки.
– Она прекрасна! Прекрасна! – говорил он себе, неся долгие ночные вахты. – Как я могу отдать ее в руки чудовища?
Постепенно, из глубин памяти поднимались воспоминания о том, что еще он слышал о лорде Граммеле, воспоминания о деяниях настолько отвратительных и тошнотворных, что Конрад гнал их прочь.
Тем не менее, он не мог полностью избавиться от подобных мыслей; раздумывая об участи Делоры, он считал, что гораздо более честным поступком будет выбросить ее в пучину морскую еще до прибытия в Антигуа.
По крайней мере она умрет чистой и невинной.
Такие мысли терзали Конрада по ночам. Днем же он проклинал собственное малодушие и истеричность, заставляя себя думать, что судьба Делоры – не его дело.
Те же думы терзали и девушку.
К тому времени все молодые офицеры на корабле влюбились в пассажирку, и даже матросы провожали ее взглядами, когда она прогуливалась по палубе.
Конрад старался смотреть на мачты, хотя глаза его невольно провожали фигурку Делоры, пробиравшейся по юту между тремя шлюпками; она двигалась необычайно грациозно, несмотря на то, что море заметно волновалось.
Конрад уже несколько раз просил Делору не выходить на палубу во время сильной качки, но она лишь смеялась, говоря, что воспитывалась в сельской местности.
– Я привыкла к свежему воздуху, – говорила она, – и, кроме того, совершенно не боюсь промокнуть – у меня достаточно запасных платьев.
– Но я беспокоюсь о вашем здоровье. Северные ветры очень опасны, а мне совсем не хочется, чтобы вы слегли с воспалением легких.
– Я постараюсь не разочаровать вас, капитан!
Делора всегда улыбалась, и даже когда Конрад пытался говорить жестко, ответом ее была улыбка; он знал, что девушка все равно поступит по-своему.
Ветер усиливался, корабль словно ожил – заскрипели балки, захлопали паруса.
Он увидел, что брызги воды обдали юбку Делоры; но та лишь плотнее запахнула плащ.
– Ей следует спуститься в каюту, – шепотом сказал он.
В этот момент из бочки впередсмотрящего раздался крик:
– Парус! Эй, на палубе, вижу парус!
– Парус!
Конрад стал вглядываться в море.
Впередсмотрящий вцепился в мачту, которую довольно сильно качало.
Капитан заметил, что рядом стоит один из гардемаринов, и приказал:
– Харис, лезь наверх! Возьми с собой подзорную трубу и расскажи, что ты видишь.
Гардемарин поспешил выполнять приказ, и вскоре, сквозь рев ветра Конрад услышал его голос:
– Мне кажется, это французы, сэр. Я вижу их топсели.
Конрад вздохнул.
– Матросы, брасопить! – крикнул он и, увидев, что к нему присоединился Диккен, добавил:
– Объявите сбор, мистер Диккен, и велите готовиться к бою.
При звуках барабана матросы бросились занимать свои места у пушек; Конрад же спустился на ют, где стояла с тревогой вглядывающаяся в море Делора.
– Ваше место в каюте, Делора, – сказал он. – Возьмите Эбигейл и оставайтесь в каюте до окончания
