поставило всех в тупик. Никто в толк взять не мог, что оно означает. Осторожно проконсультировались в иностранном отделе. Там проявили некоторую нервозность и предложили, что шифровку следует показать самому Каддафи, так как она, скорее всего, предназначена непосредственно ему. Так оно и оказалось.
Каддафи читал коротенький текст гораздо дольше, чем требовалось. Потом, глянув на стоящего перед ним Ялафа, вскочил с кресла и, схватив подвернувшийся под руку увесистый фолиант, запустил через всю комнату.
— Палестинские собаки, — выкрикнул он прямо в лицо перепуганному Ялафу. — Идиоты, от них один вред! Все они дерьмо! Да проклянут их собственные матери!
Ялаф не смел рта раскрыть в ожидании, пока утихнет приступ ярости — это ему было не впервой. Каддафи бесновался долго — полковнику казалось, будто время остановилось. Тишина наступила так же внезапно, как начался крик. Но это был еще не конец.
— Наисекретнейшую информацию я передал человеку, которому доверял, как брату, а он все выболтал! И вот, извольте радоваться, она ко мне возвращается через чужую разведку! Один Аллах знает, в скольких грязных империалистических лапах она побывала! И все почему, а? Потому что каждый палестинец — собака, вот почему! Запомни, Ялаф, палестинцы только болтать умеют и ни на что другое не способны. Ни на что!
Он сам себя заводил в гневе. Ялафу хотелось бы оказаться за дверью, но он знал по опыту, что в такие моменты самое безопасное — сохранить неподвижность и молчание. Что он и сделал.
— Предупредить бы надо этого дурня, — продолжал Каддафи на самой высокой ноте. — Но я этого не сделаю, не стоит он того. Плетки он заслуживает, кнута хорошего! А это еще самый приличный из них. То-то они и сидят сорок лет в своих лагерях. Лучшего и не заслуживают, собаки эти!
Наконец он опустился в кресло и перечитал сообщение, столь его оскорбившее.
— Совпадения быть не может, — теперь он бормотал про себя, будто забыв о присутствии Ялафа. — Не верю я в совпадения. И никому я насчет этого француза не говорил, одному только профессору Ханифу — это точно.
Каддафи швырнул листок через стол, и Ялаф, шагнув вперед, взял его.
— Можешь связаться с Ханифом? Он в Дамаске.
— Могу.
— Пусть о вашем разговоре никто не знает. Никто, слышишь? Прочти ему, что тут написано. Скажи, что в группе предатель, пусть язык ему вырежет. Скажи, что его лично я не подозреваю, но пусть получше смотрит за своими людьми.
Полковник Ялаф козырнул своему родственнику и удалился.
Разговор, о котором в гневе упомянул Каддафи и который послужил началом описываемых событий, произошел несколькими днями раньше. Ханиф прибыл из Дамаска утренним рейсом: безукоризненный белый костюм, столь же белоснежная шелковая рубашка фасона «баттон-даун», пристойный галстук — ни дать ни взять преуспевающий консерватор. Встретивший его офицер проводил гостя к черному «мерседесу» под государственным флагом и сел рядом с водителем, профессор позади. Машина тронулась.
— Добро пожаловать, — сказал, обернувшись, офицер, он слегка нервничал. — Вождь поручил мне передать вам наилучшие пожелания. Он примет вас без промедления в штабе.
Пассажир молча кивнул в ответ.
— Так будет спокойнее, — продолжал офицер, потянувшись, чтобы задернуть занавески на окнах. — Мне приказано позаботиться о вашей безопасности.
Он чувствовал себя неловко: приезжий был явно не склонен к общению. Гостю положено оказывать всевозможные почести, но как прикажите оказывать почести человеку, который в ответ слова не проронит? Офицер и сам умолк, и так в полном молчании они проделали весь двадцатипятикилометровый путь до Триполи.
Бедуинский шатер был раскинут на крохотной, огороженной кустами полянке между большими современными зданиями, в которых располагается генштаб ливийской армии. От жаровни, стоявшей в продуваемом насквозь шатре, струился тонкий кисловатый дымок, щипавший горло. Вокруг стояли низкие стулья для гостей и столы, на которых громоздились в беспорядке книги и журналы, — их, видимо, перелистывали отнюдь не для развлечения. У входа висел, поблескивая, «Калашников» и рядом — хлыст для верховой езды. Каддафи сидел в кресле, повернувшись к гостю лицом. На нем был мундир армейского полковника с расстегнутым воротом, без всяких регалий. Он курил американскую сигарету, заправленную в короткий янтарный мундштук. Тонкая золотая цепочка обвивала левое запястье.
— Салам алейкум.
— Ва алейкум ас-салам.
— Рад видеть вас снова, дорогой профессор. Мы ведь братья с вами и вашими друзьями. Все, что принадлежит нам, — ваше. Добро пожаловать в Ливию. Готов выслушать вас.
Перед гостем появилась маленькая чашечка сладкого кофе вместе с пачкой сигарет и зажигалкой. Профессор будто и не заметил этого. Когда он заговорил, речь его зазвучала негромко, слова он произносил тщательно, не вкладывая в них никаких эмоций.
— Я собираюсь сказать нечто сугубо конфиденциальное. Пусть он выйдет.
Неподвижно стоявший поодаль адъютант повиновался короткому приказу своего начальника и исчез.
— Надежный человек, — сказал Каддафи ему вслед.
— У меня тоже есть надежные люди, но я даже им не доверяю. Только поэтому нас пока не предали и мы живы, чтобы продолжать борьбу.
— Вы, палестинцы, редко проявляете такую осторожность.
— Знаю. Поэтому «Шатила» и действует столь успешно. В отрядах организации освобождения Палестины полным-полно шпионов. У нас шпионов нет.
— Так расскажите, чего вы хотите.
— Мы еще раз внимательно рассмотрели ситуацию: сионистское присутствие и расстановку оппозиционных сил. Вывод: организация освобождения Палестины в ее нынешней политизированной форме — отработанный пар. Болтать они могут сколько угодно, но действовать не в состоянии. То же самое относится и к египтянам. От них нечего ждать, как и от Хуссейна в Иордании. Ничтожный карлик, трус до мозга костей. Агент империализма — в его кабинете сплошь американские шпионы. Вот почему мы обращаемся снова к вам.
— Что нужно — автоматы, пулеметы?
— Нет.
— Денег еще?
— И денег не надо.
— Людей не хватает?
Ханиф сделал нетерпеливый жест.
— Тогда что же?
Ханиф достал из кармана золотую ручку и принялся вертеть ее в пальцах. У него были красивые, хорошо ухоженные руки. Он заговорил снова:
— Ходит слух, что работы в Тукрахе увенчались успехом. Вот о чем мне бы хотелось побеседовать.
— Что вы называете успехом?
— Я назвал бы успехом создание ядерного оружия.
— Вот как! — Каддафи тщательно загасил сигарету и положил перед собой мундштук. — А почему вы решили, что мы делаем ядерное оружие?
— У молвы длинные ноги — она движется неотвратимо, как караван в пустыне, только быстрее. — Ручка в тонких пальцах описала дугу, сверкнув в свете висевшей под потолком лампы. — Молва пришла и в Дамаск. Ее подтверждают косвенные сведения — из-за океана. У нас есть свой человек в Вашингтоне, у него отличные источники информации. Так вот, он видел документ, где сказано, будто по мнению ЦРУ, Ливия располагает ядерным вооружением.
Каддафи слегка улыбнулся:
— Знаете, они там в Вашингтоне много всяких бумаг сочиняют. Если чего не знают — выдумывают. Им,
