мне не грозит, Савари вам и это подтвердит. А что касается непредвиденных обстоятельств — несчастья, как вы изволили выразиться, — то если из-за этого дела у меня возникнут серьезные неприятности, то ваши деньги послужат некоторой компенсацией — потому я и настаиваю на пяти миллионах.
— Не вижу никакой логики.
— А ее и нет, если судить с точки зрения обычной купли-продажи. Но мы же тут не торгуем — просто риск, который я беру на себя, намного превышает риск, которому подвергаетесь вы.
— Миллион сразу и два после.
— Извините, — холодно сказал Таверне. — Я — француз. Вы у себя на Ближнем Востоке привыкли торговаться, а у нас это не принято. Я назвал цену. Устраивает она вас — продолжим разговор. Не устраивает — говорить больше не о чем. Считайте, что приятно провели время, и придется вам поверить мне на слово, что я тут же все забыл.
— Если мы придем к соглашению, то когда вносить аванс?
— Это именно аванс, то есть предварительная оплата, тут не может быть иных толкований. Я вам сообщу название банка и номер моего счета. Как только банк подтверждает поступление названной суммы, я начинаю действовать. Ваш заказ может быть выполнен примерно за месяц — чуть быстрее, или чуть дольше. Вы должны дать мне подробное описание: размеры бомбы, мощность ядерного боеприпаса, тип взрывного устройства и прочее. Я могу добыть для вас, к примеру, атомную боеголовку от нашей ракеты типа «земля-земля». Если вы не в курсе, сообщаю, что ее мощность в полтора раза выше, чем у бомбы, сброшенной на Хиросиму.
— А размер какой?
— Сорок пять сантиметров в диаметре, длина — сто шестьдесят сантиметров. Все точные данные указаны в технических условиях. Весит она примерно пятьдесят килограммов. А понадобятся вам таймеры — чтобы можно было взорвать ее в строго определенное время?
— Понадобятся.
— Буду иметь в виду.
— Если погрузка будет производиться в Марселе, то бомбу могут обнаружить — там обыскивают доки с помощью детекторов, улавливающих радиацию.
— Верно. Этот пункт следует обговорить особо. Мы упакуем бомбы в резиновую оболочку, покрытую специальной краской. Радиация не будет превышать уровень обычного фона, детектором ее не уловишь.
Ханиф помедлил с ответом, потом все же решился:
— Могу я быть уверен, что мы получим именно то, о чем мы сейчас договариваемся?
— Пусть ваш эксперт осмотрит бомбу перед тем как передавать мне оставшуюся сумму. Ее, кстати, следует положить в банк — любой, по вашему выбору, — одновременно с авансом. На предъявителя. И я могу ее получить только тогда, когда мы оба — вы и я — этого захотим, — сказал Таверне и добавил с тонкой улыбкой: — Взаимное доверие в делах, знаете ли, вещь хорошая, реальные деньги в банке весьма ему способствуют.
Экипаж уже приближался к перекрестку Рон Пуан.
— Я должен все обдумать, — произнес Ханиф. — Могу я завтра пополудни снова связаться с вами?
— Я буду в 12:30 в ресторане «Этуаль» на улице Бальзак, это у Елисейских полей, совсем рядом. Займу столик в нижнем зале. Удобное место, там два выхода.
— Скажите кучеру, пусть остановится здесь.
Ханиф вышел, не сказав больше ни слова. Карета благополучно доставила Таверне на стоянку. Он расплатился с возницей, позабыв ответить на его «до свиданья», осторожно оглядевшись, слился с толпой, неспешно двигающейся по Елисейским полям, и вскоре спустился в метро.
Глава 17
Вскоре после того как ливийские боевики начали регулярно совершать акции в Париже — шел 1981 год, в этом городе произошло маленькое событие: в квартире на третьем этаже дома № 16 по улице Ламуре сменился хозяин. Прежняя владелица — одинокая дама преклонных лет — скончалась, и квартиру, тут же, не торгуясь, купил некий Бенуа, юрист, которому случалось время от времени оказывать кое-какие услуги контрразведке. Господин Бенуа приобрел апартаменты вместе со всей обстановкой, избавив таким образом соседей от утомительного зрелища погрузки и разгрузки машин с мебелью. Так что персонал ливийского посольства, которое находится как раз напротив, даже и не заметил ничего. Решение Альфреда Баума не снимать наблюдательный пункт, расположенный чуть дальше по улице, в доме № 24, поддерживало сотрудников посольства в их приятном неведении.
— Насчет дома 24 они знают, — сказал Баум своему шефу. — Они так надежно прикрыли от наших сотрудников вход в посольство, никакой камерой не снимешь, так их это греет — ну зачем людей разочаровывать? Пусть себе заслоняются от нас, нам-то что?
В новую квартиру потихоньку, ночами занесли кино— и фотоаппаратуру, подслушивающие устройства, и новый наблюдательный пункт начал действовать.
Наутро после того дня, когда состоялся знаменательный разговор в конном экипаже, человека, который заступил на дежурство в самую рань, вывело из состояния задумчивости появление такси под окнами: машина остановилась возле дверей посольства через дорогу. Пассажир, видимо, заплатил водителю заранее, потому что выскочил быстро, пересек, низко склонив голову, тротуар и нажал звонок на двери. Наблюдатель тихонько выругался: гость скрылся слишком быстро, сфотографировать его он не успел, правда, зато рассмотрел в профиль: высокий, худощавый, в ловко сидящем костюме, лет сорока пяти, черные волосы, лицо смуглое. Сильно смахивает на того субъекта, описание которого им всем раздали пару дней назад. Наблюдатель тут же позвонил куда надо.
А профессор Ханиф, не ведая о том, что его засекли, сидел тем временем в помещении посольства, где располагаются телексы, и дежурный оператор уже связал его со штаб-квартирой Каддафи.
«— Человек, рекомендованный вами, предложил то, что требуется. Но может ли он в самом деле все это устроить? Хочу знать ваше мнение.
— Политические мотивы данного лица известны и надежны: мы не раз успешно сотрудничали. Он знает, что в случае провала или предательства мы поставим об этом в известность его соотечественников или примем свои меры.
— Запросил два с половиной миллиона долларов авансом и столько же — после операции.
— Да, деньги он любит.
— Я пытался предложить меньше — не получилось.
— Он неуступчив, зато на него можно положиться. Думаю, игра стоит свеч.
— Но у нас нет таких денег.
— Вы их получите. Сообщите подробности.
— Швейцарский банк. Пока больше ничего не знаю».
Ханиф оборвал бумажную ленту, протянул оператору:
— Сожги это.
Тот бросил рулон в мраморный камин, поджег зажигалкой и дождался, пока бумага сгорела дотла.
— О моем визите никому ни слова, — предупредил его Ханиф. — Передай Рабаху, что я ухожу.
В комнату вошел начальник охраны посольства Рабах. Ханиф спросил:
— Можно отсюда уйти незаметно?
— Проще простого. Во дворе посольская машина — сядьте сзади, пригнитесь получше — вас вывезут.
Наблюдатель из контрразведки за это время получил строжайшую инструкцию — во что бы то ни стало сфотографировать подозрительного гостя. Но все, что ему удалось, — это ничего не значащий снимок черного «фиата» с номером, который был известен давным-давно. А машина, срочно выехавшая с улицы Соссэ, застряла в утренней толчее и появилась на улице Ламуре, когда Ханифа и след простыл.
Злосчастный наблюдатель счел за лучшее доложить обо всем не Альфреду Бауму, как того требовала инструкция, а его заместителю Алламбо, рассчитывая на некоторое снисхождение, однако был выслушан в суровом молчании и обруган идиотом, после чего раздались короткие гудки — Алламбо, швырнув трубку, направился к Бауму.
— Извольте радоваться, этот дурень не успел снять, — объявил он с порога.
