мешало бы последить за этим Мустафой хотя бы несколько дней, а? Просто чувствую, что это наш долг. У тебя найдется пара толковых ребят? Леон, может быть, со своим напарником — пусть присмотрят за ним.
— Договорились.
— Я хочу знать, с кем он встречается и где.
В тот же день Савари и Таверне встретились на Шато де Мадрид.
— Придется поменять место свиданий, — предупредил майор. — Мы тут примелькались, а за мной ДСТ слежку установил. Такую сложную операцию разработали, такого агента ко мне приставили…
— Что-нибудь им известно? — заволновался Таверне. — Должна же быть причина…
— Скорее всего, ничего им неизвестно, но какие-то подозрения возникли.
— Чего они добиваются? Как вы об этом узнали?
— Стоит ли вдаваться в подробности — толку от этого никакого.
— Но я должен знать, какая опасность нам грозит и с какой стороны, — попробовал было настаивать перепуганный партнер.
— Сам разберусь и приму меры, — сухо ответил Савари. — Единственный риск, если они узнали ваш служебный телефон, да и то вряд ли. Предупредите на всякий случай сотрудников.
— Вы хотите сказать, что лучше мне поменять место работы?
— Со временем, может быть. Главное, чтобы в контрразведке никто не связал ваше имя с именем Жалю, — тут уж Баум не промахнется, схватит вашего братца.
— Само собой. Что я должен предпринять?
— Попробую выяснить, что им известно. Такая возможность есть. Если вашему брату грозит опасность, тут же дам знать.
Таверне молчал, стараясь привести свои мысли в порядок, и неожиданно поймал на себе тяжелый взгляд собеседника:
— Ну?
— Что — ну? — снова заволновался Таверне. — Что вы имеете в виду?
— Вы уже работаете над этим делом, так ведь? И братец ваш тоже?
— Да.
— Вы же не собирались этим заниматься, пока не поступит первый платеж. Короче говоря, я хочу получить свои комиссионные.
— Но подтверждение из банка еще не получено.
— А я не собираюсь его дожидаться. — Савари улыбнулся, однако улыбка эта показалась партнеру чрезвычайно неприятной. — Мне мои деньги нужны завтра утром.
— Вряд ли к утру придет подтверждение.
— Так заплатите мне из своих сбережений и восполните эту сумму, когда банковские процедуры закончатся.
— Так не делают.
— Мне плевать, делают или не делают. Эти свои еврейские штучки оставьте для других, а мне извольте заплатить, что положено.
Таверне нахмурился:
— Ну если вы так ставите вопрос…
— Отступать не собираюсь, имейте в виду.
Они разошлись, не попрощавшись. Таверне отправился повидать брата — их редкие встречи обычно назначались в кафе возле Пантеона — и пересказал ему неприятный разговор.
— Жизнь становится опасной, — завершил он свой рассказ. — Савари то ли сам обманывается, то ли нас за нос водит — когда я попросил его объяснить подробней, что у него за проблемы с контрразведкой, он набычился и отвечать отказался. Но раз он требует свои комиссионные, да еще так настойчиво, значит, чувствует реальную опасность. Он больше знает, чем говорит.
— Если контрразведка выйдет на тебя, я пропал, — отозвался брат, он старался казаться спокойным, но взгляд, которым он окинул кафе, выражал тревогу. — Если что — придется мне когти рвать. Ты перевел деньги в Женеву?
— Перевел. Ты, кстати, еще не рассказал о результатах своей поездки, — напомнил Таверне.
— Я только вчера вечером вернулся. Все идет по плану. В Мейрарге я обо всем договорился — проблем не будет. Самый удобный день 22 июля, у меня есть все транспортные схемы. Ты успеешь подготовить команду?
— Успею. Я повидался с Караччи, он все устроит.
— Понадобится всего человек шесть, они должны быть надежными. Автоматы для всех. Хорошо бы еще гранаты со слезоточивым газом — на всякий случай.
— Это все достанем. Насчет машин тоже договорились.
— Через пару дней я тебе сообщу точное место и подробный план действий.
— Как он выглядит, наш товар?
— Две плутониевых боеголовки, по пятнадцать килотонн каждая.
Обсуждение деталей сделки как-то успокоило обоих — в сущности, ничего еще не потеряно, дело движется. Таверне так и сообщил Ханифу, прибегнув к услугам ливийской дипломатической почты.
— Пора уж тебе узнать все, — сказал Ханиф. — Тем более, что насчет Эссата ты оказалась права.
Расмия по обыкновению выслушала его молча и даже на похвалу не отозвалась.
— Да и с Саадом Хайеком зря я тебя не послушался, — такого профессор никогда еще не говорил, но девушка и тут не промолвила ни слова. — Почему молчишь?
— Убили хорошего человека — что ж тут скажешь?
— Не зацикливайся ты на этом. Ошибки у всех случаются. Если помнишь, я объяснял, что операции в Париже и Риме имеют значение разве что для самих исполнителей. Ничего они не изменили — ни наших границ, ни сионистской экспансии. Только отвратили от нас мировое общественное мнение — а оно и так было не за нас. Насилие можно победить только еще большим насилием, я всегда это говорил. Всякие там акции, набеги на чужие границы и даже локальные войны — сколько их было, а что толку? Сионисты до сих пор всегда оставались в выигрыше — и Семидневная война, и Иом Киппур — все в их пользу. Вот если они почувствуют, что могут проиграть, — тут держись. И атомную бомбу в ход пустят, ничто их не остановит. Пока обходилось без этого — их всегда выручали американцы. И впредь так будет — если не переломить ситуацию. Надо их поставить перед fait accompli — перед свершившимся фактом. А факт будет такой, что Израилю грозит полное уничтожение, если он не выполнит наших требований. Повиновения можно добиться, только если у нас будет собственная атомная бомба. Вот о чем были все эти хлопоты во Франции.
— Вы собираетесь бомбу в самом деле взорвать?
— Не знаю пока. Но если понадобится, взорвем. Если Израиль не подчинится, мы пойдем на все. Предстоит еще много дел. Завтра я еду в Триполи, оттуда во Францию. А тебе придется лететь в Израиль — и очень скоро.
Он начал объяснять ей цель этой поездки — Расмия наперед знала, что если попросить его рассказать подробнее, он все равно скажет только то, что сочтет нужным, поэтому и не проявляла любопытства. Спросила только:
— А Эссат — он знал ваши эти планы?
— Я при нем даже не упоминал о них.
— Прочесть он что-нибудь мог?
— Кое-какие записи есть, но они в сейфе. И закодированы.
— А в сейф он не мог заглянуть?
— Исключено. Тебя что, эта идея напугала — насчет гибели Израиля?
— Притворяться не собираюсь — у меня просто мороз по коже, когда представляю… Но главное — не дать страху овладеть твоей душой — правда ведь?
Глава 25
Бен Тов вернулся домой к полуночи. Жена давно спала. Он уселся в гостиной, разложил на столе
