— Почему? — спросил я грубо, поддавшись искушению немного поддеть Ребекку.
— Литература, посвященная Босху, огромна, но вчера было воскресенье и библиотеки не работали. Я займусь подбором материалов сегодня.
— А Интернет?
— Разумеется, там я искала в первую очередь, но мало что нашла. Я распечатала самое интересное, но думаю, нужно сходить в библиотеку и достать побольше информации.
— Хорошо, — сказал я, выдержав долгую паузу. Мне безумно нравилось обращаться с Ребеккой так, словно я делаю ей одолжение. — Продолжайте поиски, но завтра на моем письменном столе должно быть что-нибудь об этом проклятом Босхе.
— Можете на меня положиться, сэр.
Ханк Хасельхофф оказался человеком элегантным и привлекательным. Черные волосы, черные глаза, черный костюм от Армани. Ботинки были тоже итальянские и стоили целое состояние. На запястье красовались золотые часы «Ролекс». Воплощение богатства и уверенности в себе. Ханк Хасельхофф выслушал меня с выражением вежливого удивления — по-видимому, ему не было известно об исчезновении брата — и некоторой долей раздражения — я остановил его, как раз когда он собирался вызвать такси.
Мы отправились беседовать в гостиную отеля.
— К сожалению, — сказал Ханк Хасельхофф с легким иностранным акцентом, — я не смогу надолго задержаться.
Мы уселись друг против друга.
— Я коллекционер, — продолжал он. — Этим утром у меня назначена встреча с владельцем двух редких французских книг семнадцатого века, которые я намереваюсь приобрести. Мне бы не хотелось опаздывать.
— А мне сказали, что вы антиквар.
— И это тоже. Французские книги, если мне удастся их заполучить, пополнят мою личную коллекцию. Так зачем вам понадобилось меня видеть?
— Чтобы поговорить о вашем брате, Яне.
Ханк Хасельхофф помрачнел:
— У него неприятности?
— Он пропал.
— Что значит — пропал? Ян работает в Суссексе. Он официант в доме режиссера-параноика, который живет взаперти и того же требует от своей прислуги. Может, поэтому вы его и не нашли.
— Несколько дней назад домоправительница Дэвида Торки заявила об исчезновении вашего брата, имевшем место двадцать первого апреля. В тот день у него был выходной. Ян покинул поместье Торки, как всегда в свободные дни, но вечером туда не вернулся. Он пропал и ничего с собой не взял: ни кошелька, ни документов, ни одежды.
Ханк Хасельхофф резко встал и подошел к окну. Казалось, его поразила новость об исчезновении брата.
— Вы уже неделю в Лондоне, — сказал я. — Почему вы до сих пор не связались с Яном?
Ханк Хасельхофф обернулся ко мне:
— В последнее время у нас испортились отношения.
— Вы поссорились?
Он кивнул.
— Из-за чего?
— Я не хотел, чтобы он работал у этого сумасшедшего. Я даже звонить ему не мог, потому что телефонный номер дома держался в секрете, а сотовые служащим Торки заводить нельзя. Так что Ян всегда сам звонил мне из автомата, когда уходил из поместья, но нечасто. Иногда он неделями не объявлялся.
Пол, второй официант, совершенно по-другому говорил об отношениях между двумя братьями. По его словам, Ян Хасельхофф часто звонил брату в Голландию.
— Когда вы в последний раз разговаривали?
Ханк снова сел.
— Больше месяца назад.
— Брат знал, что вы собираетесь приехать в Лондон?
— Да, но мы все равно не смогли бы встретиться, потому что ему запрещено покидать дом Торки, а я не имел права туда приехать, потому что поместье закрыто для посещений.
— Вы могли бы встретиться где-нибудь за пределами дома. Ведь у вашего брата были выходные.
— Он всегда говорил, что у него в неделю всего полдня свободных. Но дело даже не в этом. Мы поссорились во время последнего разговора.
Он замолчал и уставился на носки своих очень блестящих итальянских ботинок.
— Ваш брат часто покидал поместье Торки и ездил на выходные во Францию.
Он резко поднял на меня глаза.
— Это что еще за новости?
— У Яна была девушка, англичанка, она работала горничной в одном замке в Савойе. Вы об этом не знали?
— Он никогда не говорил мне об этой девушке. Может, Ян сейчас у нее?
— К сожалению, нет, потому что Джули Бонем убили.
Ханк Хасельхофф не сразу понял смысл моих слов и какое-то время смотрел на меня в замешательстве. А потом закрыл лицо руками.
— Вы думаете, это Ян ее убил? — сказал он тихо.
Я не ответил. А вместо этого спросил, правда ли, что его брат увлекался искусством.
Хасельхофф отнял руки от лица.
— Ян? Вы шутите? Да он просто ненавидел искусство и все, что с ним связано.
— По словам его бывшей работодательницы, госпожи Блисс, живя в Лондоне, Ян постоянно ходил в Национальную галерею.
Ханк покачал головой:
— Мне это кажется, мягко говоря, невероятным. Учитывая специфику моей работы, нам часто представлялся случай поговорить об искусстве, и, уверяю вас, Ян всегда с отвращением избегал таких бесед.
— Вы гораздо старше своего брата, — заметил я.
— Да, на восемнадцать лет, Яну было всего десять месяцев, когда наших родителей сбила машина. Они оба умерли мгновенно. Нас приютила сестра отца, она, в сущности, и вырастила Яна. Она умерла в прошлом году.
— Почему ваш брат уехал из Голландии?
— Сначала ему просто захотелось новых впечатлений, а потом так здесь понравилось, что он решил остаться.
— Ян рассказывал вам о своих друзьях, о том, как он жил?
— Нет, теперь мне кажется, что я мало знаю о его здешней жизни. До Суссекса он снимал квартиру вместе с одним молодым человеком, неким Клайвом, но больше мне ничего не известно.
— А подруги?
— Об этом я знаю еще меньше. Ян — интроверт. В сердечных делах он очень скрытен.
Настало время для вопроса о Камасутре. Выслушав то, что; нам рассказал Пол, Ханк Хасельхофф громко расхохотался.
— Мне кажется, все это — вздор, — сказал он. — Брат терпеть не мог учебу. Пусть даже его интересовала Камасутра — а кто не листал одну из этих книжек, их же полно на каждом шагу. Но чтобы Ян именно изучал Камасутру как священный текст… Нет, в это я не могу поверить.
— Его увлечение Библией вы тоже считаете вздором?
На лице Ханка Хасельхоффа изобразилось недоумение.
— Вы хотите сказать, Ян молился или что-то в этом роде?
