ее комнате, а у Яна Хасельхоффа.
С компьютерами в этой проклятой истории возникла большая путаница. Их было три. И все они принадлежали Джули Бонем: тот, что мы нашли в ее комнате в Шато-Вере, с повестью Торки, тот, что мы обнаружили у Хасельхоффа, и тот, которым она пользовалась для расследований и который разбил молотком Шару.
— А у вас не было компьютера в Суссексе? — спросил я молодого человека.
— Был, но он пропал за несколько дней до моего отъезда в Лондон.
— Что значит — пропал?
— Думаю, домоправительница Торки нашла его и уничтожила. Там хранился собранный о режиссере материал. Все равно у меня есть копия на диске, который я всегда ношу c собой. Так что я ничего не потерял.
Диск меня не интересовал, я пропустил это мимо ушей и спросил Хасельхоффа, куда их с Джули отвезли после похищения.
— В Сесснок. Дороги я совсем не помню, нас накачали наркотиками. В замке нас разлучили, и я больше не видел Джули.
— И вы не знаете, как и почему ее убили.
— Могу только предположить, что от нее избавились, потому что она больше не подходила для живой картины. Она слишком много знала, и был риск, что она все расскажет Шару.
— А почему она больше не подходила для живой картины?
— Сбежав из Национальной галереи, Джули очень коротко постриглась и перекрасила свои светлые волосы в черный цвет. Она хотела изменить внешность, чтобы ее не нашли.
Настало время разобраться с ее операцией на носу.
— Джули сделала ее, чтобы больше подходить на роль, которую должна была исполнять?
— Она давно мечтала о таком носе. А живая картина явилась хорошим поводом для операции.
— Кто дал ей денег?
— Я. Я хотел, чтобы она была счастлива. А нос портил ей жизнь.
— Ваша подруга, кажется, очень любила сад Шару. Она проводила там все свое свободное время.
Хасельхофф горько улыбнулся.
— У Джули была мечта: она хотела открыть питомник. Говорила, что это хороший способ зарабатывать деньги.
— Мне сказали, что вы увлекались изучением Камасутры.
На этот раз он расхохотался.
— Я выдумал эту чепуху, чтобы отвлечь внимание слуг Торки. Им было о чем сплетничать, и они не лезли в мою жизнь.
Я сообщил молодому человеку, что его брат очень за него беспокоится и даже обвиняет Торки в его убийстве. Ян воспрянул духом. Он боялся, что их с Ханком отношения погублены навсегда.
— Пол, еще один официант, работавший у Торки, утверждает, что вы с братом часто созванивались. А Ханк уверял нас в обратном. Как все обстояло на самом деле?
— Брат прав. Мы с ним почти не общались.
— Почему же солгал Пол?
Хасельхофф пожал плечами:
— Кто знает? Я часто звонил Джули. Может, ему показалось, что я разговариваю не с ней, а с братом.
Или со своим дружком. Я вспомнил, что Пол считал Яна геем.
— А что произошло после того, как вас разлучили с Бонем?
— Они продолжали накачивать меня наркотиками. Я почти все время спал. А когда просыпался, ко мне время от времени наведывался черноглазый мужчина. Он заходил в мою комнату, долго молча смотрел на меня и уходил. Я узнал, что мне предстоит участвовать в живой картине, всего за несколько часов до начала действа. Полагаю, после него меня ожидала участь Джули.
Я был с ним полностью согласен. Эти сумасшедшие наверняка и его бы убили.
Когда Лора Кисс вошла в комнату для допросов, по спине у меня побежали мурашки от возбуждения. Она выглядела сногсшибательно в костюме из красного шелка, с волосами, собранными на затылке.
Красотка томно опустилась в кресло и заглянула мне прямо в глаза.
— Госпожа Шару, где ваш муж? — спросил я, не отводя взгляда.
Ее зеленые глаза блеснули.
— Я буду говорить только в присутствии своего адвоката.
— Он скоро прибудет. А пока мы ждем, расскажите мне о вашем муже. Когда мы ворвались в оранжерею, его там уже не было.
— А кто вам сказал, что он вообще там был? — возразила Лора Кисс, рассмеявшись.
— Телекамера сержанта Уэнстон.
— Сержанта Уэнстон?
— Той женщины, что находилась в пещере вместе с вами и Себастьяном Тусом. Она полицейский.
Лицо Лоры Кисс исказилось яростью.
— Я знала, что этой бабе нельзя доверять. Ну, если у вас была камера, значит, вы и так все знаете.
— Не все. Например, мы не знаем, что случилось с вашим мужем.
Она хохотнула.
— Этот идиот выбежал из оранжереи, словно фурия. Разумеется, он не сказал, куда идет, но могу вас заверить: помчался к своему адвокату, чтобы потребовать развода.
— Госпожа Шару, Себастьян Тус — ваш любовник?
— Зачем вы спрашиваете, если уже знаете ответ?
— Значит, вы подтверждаете?
— Какое отношение моя личная жизнь имеет к смерти горничной?
— Именно это я и хотел бы узнать.
— Послушайте, — взорвалась она, — когда я увидела, что на встречу пришла шпионка моего мужа, я пришла в ярость. Устроила ей скандал. Она ушла, и я ее больше не видела.
— Почему вы называете ее шпионкой мужа?
— Вам отлично известно почему. Но если вы хотите услышать все из моих уст, я доставлю вам такое удовольствие. Девчонка шпионила за мной. И только один человек мог нанять ее — мой муж.
— Почему?
— Он сходил с ума от ревности.
— Похоже, у него были на то веские причины.
Лора Кисс бросила на меня испепеляющий взгляд и сказала со злобой:
— У меня нет ни малейшего желания сидеть здесь и выслушивать критику какого-то дурацкого полицейского!
Я не ответил. Некоторое время мы молча сверлили друг друга глазами.
— Госпожа Шару, — сказал я наконец, — вы утверждаете, что больше не видели Джули Бонем после вашей встречи в Национальной галерее?
— Именно.
— А кто отдал приказ похитить девушку и привезти ее в Сесснок?
— Не я.
— Значит, Себастьян Тус?
— Это очевидно. Он там живет.
— Зачем он так поступил?
— Я не знаю.
— Может быть, это вы его попросили?
