Итак, позади осталась половина матча. Хотя она и была насыщена драматическими событиями на шахматной доске, но по всему чувствовалось, что самое интересное еще впереди. Словно сбросив с себя груз безлимитного матча, соперники заиграли раскованно, в каждой встрече стремясь к скорейшему захвату инициативы. Накал борьбы будет возрастать от партии к партии, с тем чтобы достигнуть своего апогея на пятом часу решающей, 24-й.
Относительно спокойная ничья в 15-й партии дала многим повод предположить, что в матче наступает полоса затишья. Вспоминали, что после бурных событий в первых пяти партиях в следующих десяти была лишь одна результативная. Напрашивалась прямая аналогия с ничейными сериями первого матча, но доминирующая на этом отрезке матча тенденция указывала на то, что невероятное подспудное напряжение вот-вот должно прорваться наружу…
Случилось это в 16-й партии, которую на сегодняшний день я считаю своим лучшим творческим достижением. Такие партии запоминаются надолго, и в первую очередь самому шахматисту, вложившему в реализованный на одном дыхании замысел частицу души. Мне и раньше удавалось осуществлять красивые комбинации, проводить цельные стратегические партии, но ни одна не может сравниться с этой партией по масштабности общего замысла.
Есть еще одна причина, по которой я причисляю эту партию к своим лучшим достижениям. Цена каждой красиво выигранной партии повышается в зависимости от силы соперника и ранга соревнования. Эта победа была одержана над чемпионом мира в матче за шахматную корону.
После подобного творческого всплеска нелегко сохранить должный эмоциональный настрой. Кроме того, требовала психологического осмысления изменившаяся матчевая ситуация. Вновь предстояло играть в роли лидера, к чему я так и не успел привыкнуть в начале матча. Но в глубине души я теперь уже утвердился в мысли, что смогу выиграть матч, и это придавало мне уверенности.
После двух относительно коротких ничьих я в хорошем стиле выиграл 19-ю партию, во время которой произошло нечто небывалое: в начисто выигранной позиции я, вместо того чтобы записать ход, сделал его на доске, что вызвало в зале бурю аплодисментов. Уникальный случай в матчах на первенство мира, когда записанный ход был сделан открыто (редкость и в гроссмейстерской практике).
В тот вечер, выступая в телевизионном шахматном выпуске, гроссмейстер Алексей Суэтин исключил из своего лексикона слова «чемпион мира» и «претендент», заменив их на нейтральные «белые» и «черные». Кое-кто утверждал, что делать открытый ход — неэтично, особенно в подавляющей позиции. Другие расценили это как пощечину сопернику, который не нашел в себе сил сдаться в безнадежном положении. Карпов сделал это только на следующее утро, позвонив одному из главных арбитров.
Комментируя эту партию, Авербах отмечал: «Дебютная эрудиция Каспарова, его поистине академические знания производят впечатление. Но еще больше поражает его постоянная исследовательская работа в области дебюта, стремление быть по меньшей мере на шаг, а то и на два впереди «официальной» теории. Может быть, именно поэтому в последних партиях матча прослеживается тактика Карпова уходить в сторону от стандартных схем, от хорошо изученных, проторенных путей…»
Это была стратегически цельная партия, доставившая мне творческое удовлетворение. Но главное — выигрыш 19-й партии сделал очень реальными шансы на общую победу в матче. Победу, о значимости которой трудно было даже подумать…
Как нелегко играть с грузом этих новых, внезапно нахлынувших чувств, я в полной мере ощутил в следующих встречах.
В 20-й партии я вновь сделал свой секретный ход на доске. Публика опять неистовствовала, но на этот раз была ничья: после изнурительной девятичасовой борьбы, продолжавшейся 85 ходов. Даже заместитель Кампоманеса венесуэлец Рафаэл Тудела не удержался от комментария: «Каспаров значительно вырос со времени прошлого матча. Без сомнения, он полностью владеет собой. Его прежние слабости, связанные с чрезмерной эмоциональностью и молодостью, исчезли. С другой стороны, Карпов, кажется, страдает от какого-то психологического дискомфорта. Думаю, что счет 5:0 не выходит у него из головы».
После этой партии положение Карпова стало катастрофическим. А мне не давала покоя неотвязная мысль, что в оставшихся четырех встречах мне нужны всего три «половинки», три ничьи. Задача казалась не столь уж и трудной, ведь даже черными я совсем не обязан был проигрывать — последний раз это произошло полтора месяца назад!
Но близость победы начала затуманивать мое сознание. В результате я упустил выигрыш в 21-й партии. Многие удивились, что при доигрывании я довольно быстро согласился на ничью, хотя имел ощутимое преимущество. Но дело в том, что уже в ходе доигрывания я обнаружил «ляп» в своем домашнем анализе. Расстроенный этим (и вспомнив о двух очках перевеса!), я не стал продолжать игру. Шанс завоевать 12-е очко был очень реален, и вполне понятное разочарование повлияло на мое настроение.
Перед 22-й партией Карпов взял свой последний тайм-аут, прекрасно понимая, что ничья в ней равносильна поражению в матче.
И ему удалось сократить разрыв в счете. В цейтноте я сделал две импульсивные ошибки, что стоило мне партии. В сущности, меня парализовало огромное чувство ответственности за каждое принимаемое решение. Промах в предыдущей партии стоял перед глазами. Это сделало меня слишком осторожным, что и привело к цейтноту. Но надо отдать должное Карпову: в критический момент матча он доказал, что у него стальные нервы.
Это поражение диктовало мою тактику в следующей, 23-й партии: обеспечить себе ничью, избегая малейшего риска. С этой задачей я справился.
Хорошо, что мама вела записи, и я могу сейчас вновь вернуться в те дни — последние дни моего претендентства. Накануне 24-й партии я сказал маме: «Перед первым матчем я думал, что играю с сильным шахматистом, и только спустя год понял, что играю с целой эпохой шахмат. А победить можно, лишь взяв все лучшее и сделав новый качественный шаг вперед, превзойдя эту эпоху, открыв новую».
Утром 9 ноября мама разбудила меня со словами: «Три года назад в этот день ты сыграл одну из своих лучших партий на Олимпиаде в Люцерне. Помнишь? Ты выиграл черными у Корчного и получил в итоге свой первый «Оскар». Это хорошая примета».
Итак, все должно было решиться в последней партии. От ее результата зависела судьба всего беспримерного в истории шахмат марафона из 72 партий. Такие поединки, представляющие ни с чем не сравнимую ценность в жизни шахматиста, имеют собственные законы борьбы. Когда всего один ход может решить вопрос «быть или не быть», трудно сохранять абсолютную ясность мышления. Невозможно избавиться от мысли, что один неверный ход может оказаться роковым, ведь дальше поправить ничего уже не удастся — эта партия последняя в матче!
В таких экстремальных ситуациях, когда соперники играют на пределе нервных возможностей, многое, если не все, решает психологическая подготовленность, настрой на игру. Побеждает тот, кто оказывается хладнокровнее, расчетливее, увереннее в себе.
Конечно, задача Карпова в 24-й партии была сложнее — его устраивала только победа. А из опыта шахматных соревнований мы знаем, что игра по заказу на выигрыш в последней партии почти всегда оказывалась безуспешной. Однако в подобных случаях теория вероятности не может служить гарантией — всегда рискуешь оказаться тем самым исключением, которое подтверждает правило…
Определение стратегии на решающий поединок было для меня серьезной проблемой. Прямолинейная игра на ничью, как известно, чревата большими опасностями, к тому же отнюдь не соответствует моим шахматным воззрениям. Поэтому, отбросив все колебания, я решил не уклоняться от принципиальных продолжений, принять открытый бой. А в том, что соперник пойдет вперед, можно было не сомневаться.
Карпов остался верен своему излюбленному построению против сицилианской защиты, даже несмотря на то, что до сих пор оно ему радости не приносило. Возможно, на его выбор повлияла партия Соколов — Рибли из турнира претендентов в Монпелье, который по времени совпал с нашим матчем. Карпов решил, что энергичный, атакующий план Соколова соответствует духу последней, решающей партии. Мы были к этому готовы и тоже изучали партию, понимая, что в создавшейся ситуации она может приглянуться сопернику.
Но когда дошло до дела, Карпов не смог решиться пусть на рискованную, но подлинно атакующую игру. Он пытался выиграть, отказавшись от форсирования событий. Даже в критические моменты Карпов не может изменить своему характеру: он всегда должен играть «по-карповски» — усиливать позицию, а не
