дота поднимались густые заросли молодых сосен.
Ковалев первым спустился вниз и, внимательно оглядев прикрытую плиту двери, повернулся к Воронцову:
— Все в порядке, товарищ майор, после нас здесь еще никого не было. Я скрепил двери наверху ленточкой сосновой коры, видите, она на месте.
Он с трудом сдвинул на себя тяжелую бетонную плиту. Позади нее открылся темный провал. В руке Воронцова вспыхнул электрический фонарь. На внутренней стороне двери, почти на всю ее высоту, четко вырисовывалась цифра 3.
— Четвертый находится на следующем холме, метрах в трехстах отсюда, — сказал майор. — Вы ничего не нашли здесь, товарищ сержант?
— Нет, товарищ майор, дот совершенно пуст.
Мы стояли прямо в центре дота на бетонированном полу. Было сыро и прохладно. Свет солнца почти не проникал сюда сквозь закрытые кустарником щели амбразур. Рассчитывать можно было только на фонарь. Его луч ощупал стены, потолок и пол, задерживаясь на каждой трещине. Дот был покрыт стальным колпаком, все остальное сооружалось из бетона. Было очевидно, что ко всему этому давно не прикасалась рука человека. Только в противоположной от входа стороне, в двух глубоких нишах, обвалился потолок, и коричневатая земля крутыми горками вывалилась вниз сквозь проломы.
— Товарищ сержант, — сказал Воронцов, переводя луч фонаря с одной ниши на другую, — вы здесь обследовали всю местность вокруг дота, не заметили ли вы поблизости воронки от авиабомбы?
— Даже от мины и то не заметил, товарищ майор.
— В таком случае поднимитесь, пожалуйста, наверх и возьмите лопату.
Через минуту саперная лопата была у нас в руках, и мы поочередно, сменяя друг друга, стали отбрасывать землю сначала в левой нише. Через десять — пятнадцать минут нам стало ясно, что копать в этом направлении дальше не имеет смысла. Хотя лопата и не встречала большого сопротивления в песчаном грунте, густое переплетение свежих, ничем не тронутых корней со всей очевидностью говорило о том, что никакой инструмент до нашего прихода их не касался.
Но зато в правой нише все оказалось иначе. Лопата вся врезалась в землю с глухим стуком, встречая на своем пути то камни, то куски бетона. Не успел я, в третий раз сменив Ковалева, сделать несколько ударов лопатой, как она вдруг провалилась в пустоту.
Земля медленно осыпалась вниз, открывая узкое темное отверстие. Еще несколько минут, и оно легко расширилось настолько, что могло пропустить человека. Вошедший в нее луч фонаря нащупал узкий низенький коридор с бетонированными стенами. Легкое движение воздуха, вошедшее из коридора в дот, свидетельствовало о том, что коридор этот где-то выходит на поверхность.
Майор первый пролез в коридор, я последовал за ним, Ковалев остался у входа. Проход был настолько узок, что в нем можно было двигаться только по одному, и то согнувшись. Кроме отблесков фонаря и широкой спины майора, я ничего не видел.
Мы дошли до поворота, и тут Воронцов так неожиданно остановился, что я ткнулся головой в его спину. В следующее мгновение в окружающей нас пустоте прогремел выстрел. Он был настолько оглушителен, что сразу мне показалось, будто нам на голову рухнули своды. Майор отскочил назад, зажав меня в угол. Пуля врезалась куда-то в стенку, осыпав нас цементной пылью.
— Быстро назад! — крикнул Воронцов.
Мы спрыгнули в дот, чуть не сбив с ног спешившего нам на помощь Ковалева.
— Автоматчика на охрану выхода! Сержант, за нами, — распорядился майор, взбегая по ступенькам вверх. — Направление — четвертый дот!
Четвертый дот находился на открытой со всех сторон поляне. Где-то в отдалении слышался треск ветвей под ногами Ковалева.
Неужели он, бывший здесь уже однажды, сбился с дороги?
Мы бросились к ступеням, но сейчас же поняли, почему сержант не остановился здесь: у основания бетонированной, плотно закрытой двери лежал сброшенный вниз тяжелый камень. Он упал совсем недавно: над ним продолжала тоненькой струйкой осыпаться земля.
В это мгновение до нашего слуха донеслись три разных звука: резкий возглас «стой!», пистолетный выстрел и последовавшая за ним короткая автоматная очередь.
Через несколько минут мы выскочили на открывшуюся за стволами деревьев поляну, значительно обширнее предыдущих. Она закончилась невысоким обрывом, из которого торчали обнаженные корни сосен. Метрах в двадцати от державшего автомат наизготове Ковалева лицом к нам стоял человек.
В левой руке он держал пистолет. Согнувшись, словно для прыжка, и не спуская с нас глаз, человек этот был похож на затравленного оскалившегося волка, готового вцепиться в глотку первому, кто к нему подойдет.
— Бросьте оружие! — крикнул майор, сделав несколько шагов вперед.
Тот даже не пошевелился и не изменил своей оборонительной позы.
— Послушайте, неужели вы не понимаете, что прежде чем вы сделаете выстрел, вас превратят в решето. Бросайте пистолет!
Человек еще мгновение колебался, потом, глухо выругавшись, швырнул пистолет на землю, вытащил из кармана платок и, не смотря на нас, начал перетягивать залитую кровью кисть правой руки.
— Иначе ушел бы, товарищ майор, — немного виноватым тоном сказал Ковалев.
— Правильно сделали, сержант. Выньте индивидуальный пакет, перевяжите ему рану.
Я разглядывал задержанного. Это был мужчина чуть выше среднего роста, с маленькими, глубоко сидящими глазами. Одутловатое, нездорового цвета лицо давно не брито. Нет, это был совсем не тот человек, которого мне довелось мельком увидеть на склоне горы при первом посещении Грюнберга.
Подойдя к нему, я поднял с земли пистолет. Это был самый обычный «вальтер».
Ковалев вынул из сумки бинт.
— Давай руку. Я продырявил — мне и лечить. А убегал ты напрасно. Все-таки, как-никак, первое место в районе на средние дистанции.
Задержанный не ответил. Закусив губу, он смотрел, как сержант быстрыми движениями бинтовал его кисть.
— Что вы делали в доте? — обратился к задержанному Воронцов.
Тот поморщился, придерживая раненую руку.
— Прятался от вас, — голос у него был глухой и хриплый.
— Зачем? Кто вы такой?
— Рядовой 143-го горнострелкового полка… Курт Бергман. Хотел уйти за Эльбу, в Баварию. Чтоб не попасться вам в руки, переоделся в штатское.
— И по этой же причине стреляли в нас?
Бергман опустил голову.
— Вы так неожиданно появились в проходе… Я испугался и действовал из страха, просто из страха, не отдавая себе отчета в том, что делаю.
— И в сержанта стреляли, тоже не отдавая отчета? Вот что, Бергман, разговор мы продолжим немного позже. Сейчас вас поведут через лес к шоссе. Один намек на попытку к бегству — и ваши предыдущие страхи окажутся для вас последними. Но прежде один вопрос: вы нашли, что искали?
Бергман вздрогнул и пристально посмотрел на майора.
— Нашел, — вдруг резко сказал он. — Нашел, и будь я сто тысяч раз проклят, если бы взялся за это дело, зная, чем оно кончится! Не впутался бы в эту историю, был бы уже за Эльбой, может быть, дома. Всю жизнь мне приходилось таскать каштаны из огня для других вот этими руками, — он посмотрел на раненую руку и усмехнулся: — Дотаскался… Вы можете получить целый ящик картин. Каких — разберетесь сами. А моя песенка спета. Ведь вы же не будете утверждать обратное?
— Рад, что вы оказались таким разговорчивым, Бергман. Нам еще предстоит поговорить с вами о многих вещах. Но это потом. А сейчас, сержант, доставьте арестованного к машине.
