жизни есть еще много радостей.
– Не для меня. Никаких радостей без тебя не будет.
Чарли глубоко вздохнул:
– А как насчет Кошрэна? Ты говорила, что любила его, а потом смогла вполне хорошо жить и без него.
– Чарли, я должна кое в чем тебе признаться.
Чарли придвинулся ближе к огню. Его стала бить дрожь, и он тер себе руки.
– Женщины иногда бывают обманщицами. Они боятся, что мужчины недостаточно сильно их любят, поэтому в некоторых случаях немножко привирают, чтобы вызвать у мужчины ревность. Когда я с тобой познакомилась и стала рассказывать о себе, о том, что любила Рауля и была с ним счастлива, я тоже хотела вызвать у тебя ревность. Но я лгала. Я не была счастлива. Мне досталась тяжелая жизнь, и я никогда не была счастлива, пока не вышла за тебя замуж. А до этого, поверь мне, любимый, я вообще не знала, что такое любовь. – Последние слова она произнесла шепотом, словно они были тайной и их нельзя было произносить громко.
Когда в Нью-Орлеане Беллилия рассказывала Чарли историю своей жизни, Рауль Кошрэн казался ему реально существующим человеком, будто он и не умирал. Ревность Чарли к покойному мужу Беллилии была довольно сильным чувством. Теперь эта ревность умерла. Ее убили приведенные Беном факты, и Чарли скорбел по своей утраченной ревности: ему так хотелось снова почувствовать ее вспышку.
– Ребенок, наш ребенок. Мне он был не нужен, и только из-за того, что я тебя так сильно люблю… – хриплым голосом пробормотала она, не закончив фразу.
Это не Беллилия посоветовала ему увеличить сумму страховки своей жизни. Он сам так решил. Когда она сообщила ему, что беременна, он увидел страх в ее глазах и понял, что она все еще помнит о своей трудной, необеспеченной жизни. «Я собираюсь увеличить мою страховку!» – сказал он ей тогда, и глаза у нее наполнились слезами благодарности.
Беллилия снова взялась за вязание. Ее пальцы работали спицами, а она говорила:
– Как-то ночью в ванной комнате…. На двери висел твой старый красный халат… заношенный и безобразный… и я подумала о тебе, какой ты простой, но хороший, как мало ты заботишься о себе… и вдруг меня осенило: а почему бы мне не родить ребенка? От тебя, Чарли… – Ее руки замедлили движение, она снова отложила в сторону вязанье и улыбнулась мужу. – Я всегда этого боялась, а в ту ночь… когда посмотрела на твой безобразный халат… я поняла, что мне нечего больше бояться. Ты понимаешь?
Чарли не был уверен, что голос не подведет его, поэтому просто кивнул.
– Ты рад?
На этот раз кивок был короче.
– Я никогда не думала, что способна на подобные признания. Те, другие, Чарли, не похожи на тебя. Ты хороший, женщина может рассказать тебе все, и ты ее поймешь.
Голос у нее дрожал, а в глазах сияла искренность. Баррет так радовался, когда его жена сообщила ему, что беременна, а Маккелви, наверное, раздавал всем вокруг свои замечательные кубинские сигары. Неизвестно, как сообщила мужу свой секрет Хлоя Джэкобс, но он тут же увеличил сумму страховки.
На этот раз Чарли, прежде чем спуститься вниз, плотно закрыл дверь спальни. Из своего кабинета он позвонил доктору Мейерсу.
– Привет, Чарли. Я как раз о тебе думал. Пытался тебе позвонить, но ваша линия была отключена. Ну, как у тебя там?
– Прекрасно.
– Как твой желудок?
– Довольно хорошо.
– Больше нет приступов головокружения? Тошноты?
– Я позвонил вам доктор по поводу моей жены.
– С ней что-нибудь случилось?
– Хочу задать вам один вопрос. – Перед тем как снова заговорить, Чарли составлял и переставлял в голове фразы и слова. – Дело в том, что она сильно простудилась. Думаю, это грипп. И я хочу знать… насколько это опасно в ее положении.
– Держи ее в постели.
– Я так и делаю. Но я хочу знать о… ну вы, конечно, знаете, что она беременна.
– Естественно. Я обследовал ее в тот день.
– Обследовали! – Сердце у Чарли заколотилось. – Значит, она действительно… Я имею в виду… С ней все в порядке?
– А разве она тебе ничего не сказал? В чем дело, Чарли? Почему ты так нервничаешь?
– Я просто хочу быть уверенным, что у нее все в порядке, – ответил Чарли.
Доктор рассмеялся:
– Я слышал о женщинах, которым в голову приходят всякие сумасшедшие мысли, но впервые обнаружил эти симптомы у будущего папы. Ни о чем не беспокойся, Чарли. Твоя жена – здоровая женщина, и не слушай никого, кто станет говорить, что это опасно после тридцати лет. Вам надо родить еще двоих, а то и троих…
Значит, Беллилия беременна. Та ложь, которую она говорила своим мужьям, больше не является ложью. И неудивительно, что она так сильно все это переживает. Ее преследуют привидения из прошлых лживых сказок. Она раньше так смело лгала, что теперь боится правды. Ее настоящая беременность, а также анализы, подтвердившие, что никакого яда Чарли подсыпано не было, свидетельствуют об отсутствии у нее причин желать смерти мужа. Она носит его ребенка, строит планы на будущее. А то, что казалось истерией, просто боязнь лишиться своего счастья. Она любит его.
– Боже ты мой! – воскликнул Чарли, когда осознал иронию всей ситуации.
– Дорогой, почему ты так долго сидишь там внизу? – крикнула сверху жена.
– Я уже поднимаюсь, – пообещал он, но в спальню не вернулся.
Ему надо было все обдумать. В какой-то момент он даже признал возможность ее вины. Но, допустим, доказана ее невиновность. Может ли он отбросить свои подозрения так же решительно, как хирург отбрасывает скальпель после операции? «Твоя жена – здоровая женщина… Вам надо родить еще двоих, а то и троих». Мог бы ты, как доктор Мейерс, во время рождественской недели подозревать Беллилию в том, что она дала яд своему мужу, а в первую неделю Нового года благословить ее как верную жену и будущую мать? А если на следующей неделе будет доказано, что история Бена Чейни лжива, сможешь ли ты, Чарли, переменить взгляды с такой же легкостью, как это сделал доктор?
Допустим, Бен ошибся, пошел по ложному следу и подозревает невинную женщину? Допустим, бедняжка Беллилия стала жертвой ужасной, тщательно продуманной интриги? А может, Бен и не детектив вовсе, может, просто умный садист-психопат?
Эта счастливая надежда обитала в сердце Чарли примерно полминуты. Он свободно вздохнул и стал подниматься по лестнице к комнате, где его ждала любимая супруга. В тени, на повороте лестницы, его приветствовал Билл Баррет с кривой, циничной ухмылкой на мокрых губах, поблескивая глазами утопленника.
Много лет тому назад Чарли приучил себя очищать мозги от беспокойства и тревог в те минуты, когда чистил зубы вечером. Он гордился своей способностью выкидывать перед сном из головы все заботы и хвастался, что крепче всего спит по ночам во время критических ситуаций на работе. Сегодня перед тем, как лечь спать, он прополоскал рот антисептическим раствором, прошелся по всему дому, отключил радиаторы, выключил свет и с железной твердостью принял решение выбросить из головы Баррета, Джэкобса и Маккелви.
Сон, однако, не приходил. Но Чарли не хотел признавать, что неясное чувство ужаса не давало ему заснуть, и старался не позволить трем привидениям войти в спальню. Откуда-то доносился какой-то стук, довольно подозрительный, потому что соблюдался точный ритм. «Дверь в подвал, – подумал Чарли. – Я забыл ее захлопнуть. Помню, что забыл». Он совсем не был в этом уверен, но под одеялом ему было тепло, а в холле гуляли сквозняки, и при мысли о путешествии в подвал у него по рукам и ногам забегали мурашки.
Он решил включить свет, чтобы рассеять обман чувств, разрастающийся в темноте, забыть о стуке,
